Теперь я опять был в подвале. Только бы никому сейчас не вздумалось спуститься в подвал за картошкой, углём или чем-нибудь ещё. Я прислушался. Услышал наверху голоса детей. Вот женщина что-то крикнула, ей ответил мужской голос. Я поднялся из подвала и вышел на улицу. Даже не поглядел в сторону дворника. Удачно, что мне не пришлось идти через двор – из подвала я попал прямо к воротам. Очень странно. Обычно в первом подъезде не бывает выхода из подвалов. По крайней мере, раньше мне такие дома не встречались. Я быстро вышел из ворот, как будто всё в порядке вещей и я просто тороплюсь в школу. Разумеется, дворник не мог не увидеть, что я не из местных жителей. А может, он знает про этот проход и каждый раз делает вид, что не замечает незнакомцев? Вряд ли бы такое можно было сохранить в тайне от дворника.
Я двинулся вдоль стены в обратную сторону – к своему дому, но теперь по польской стороне улицы. Дошёл до продуктовой лавки. Не нашей. То есть не той, которая была напротив моего укрытия в развалинах. Я не смог удержаться, завернул в неё и купил себе булочку. Взял сдачу. Подумал, что мне нужно будет разобраться и запомнить цены. Как же я хотел выпить молока. Но это было слишком опасно. Я вышел из лавки и пошёл дальше, с нескрываемым удовольствием жуя булочку прямо на ходу. Настоящая, горячая булочка! На улице уже появились дети, их пока было немного – тех, кто идёт в школу пораньше. На меня почти никто не обратил внимания, только двое-трое детей остановились и принялись меня разглядывать. Оно и понятно, раньше-то они меня здесь не видели. Ну и ладно. Я не стал ничего говорить. Пусть думают, что я новенький. Что такого?
Я дошёл до своего дома. Это и правда было совсем близко. Когда я пробирался по чердакам и через проломы в стенах квартир, мне иногда приходилось подниматься, потом опять спускаться по лестнице, и дорога получалась гораздо длиннее. Чуть ли не в два раза. К тому же сейчас мне не нужно было каждые несколько десятков шагов останавливаться и прислушиваться, не подстерегает ли где опасность.
Теперь я стоял напротив развалин, где было моё укрытие. Развалины выглядели заброшенными и необитаемыми. Немного жутковатыми даже. Одна назойливая мысль не давала мне покоя. Мысль о том, как я бы увидел себя самого стоящим здесь на улице, если бы лежал сейчас в своём укрытии и смотрел в вентиляционное отверстие. Я глянул вверх, на стену разрушенного дома. Её нижнюю часть скрывала стена гетто. Отсюда было видно, хоть и не целиком, окно на этаже под моим нижним полом, а сверху – ещё четыре окна́, одно над другим. Они зияли пустотой, как и все остальные о́кна в этом доме. Вентиляционные отверстия разглядеть с улицы было невозможно. Может, потому что в этот ранний час стена была в тени.