Замысел с француженкой удался на славу. Они устроили целый спектакль.
— О-ля-ля! — игриво восклицала мадам. — Где моя сумка? Где мой журнал?
Она придуривалась и веселилась. Похоже, вчерашнее приключение пошло ей на пользу и все еще не было забыто.
— Я выкуплю все в твоей лавке потерянных вещей! Ca ira! (Да будет так!) Десять песет — это много или мало? Я каждый год отдыхаю в Испании и всегда путаюсь в ваших деньгах.
— Ну что вы, мадам, это наша работа! Но если вас интересует, то десять песет — это совсем немного. Вот, говорят, зимой появятся новые деньги, у нас с вами будут одинаковые.
— Говорят, но не могу себе представить. Вместо наших замечательных франков какие-то еврики. Или как их там будут называть?
— Да, нам от песет тоже трудно отказываться, но раз умные люди наверху решили, то, может, будет от этого какая-то польза…
— Это потом. Сегодня же я выкупаю свои вещи за двести песет. Согласны? Ca va, n» est ce pas? (Ладно?) Смотрите, не продешевите…
— Спасибо, мадам. Вы очень любезны. Все французы такие добрые люди…
— Конечно, мы не такие индюки, как эти надутые янки или колбасники из Мюнхена…
Тема разговора, похоже, становилась опасной. Хосе попытался ее изменить.
— В следующий раз прошу ничего не забывать — в моей лавке могут повыситься цены…
— Ха-ха-ха! Да вы такой шутник, прямо француз!
Выдав эту наивысшую из возможных похвалу, дамочка спохватилась: не слишком ли она любезничает с прислугой и тем роняет себя в глазах окружающих? — подхватила свои вещи и помахала Хосе рукой, не забыв отсчитать купюры.
Хосе знал свое место. Игра закончена. Жизнь продолжается.
«Однако что делать с другим свертком? Пловца и сегодня не видно. Доложить по начальству, что ли? Хотя чего раньше времени бить тревогу? У этих богатых вечные причуды. В прошлом году одна старуха из Мексики узнала, что во время корриды пострадал ее любимый тореро, никого не предупредила и отбыла домой, чтобы навестить его в больнице, а через пару дней вернулась, будто прогулялась на соседнюю улицу. Слетать же на ужин в Рим или Париж среди этой публики и приключением не считается».
День шел за днем. За вещами никто не обращался. Мешок продолжал стоять в кладовке у Хосе. Через пять дней всполошилась администрация. Вылетала очередная группа отдыхающих в Берлин, в том числе господин Пивоваров. На звонки он не отвечал. Послали дежурную. Она нерешительно потопталась возле номера — на дверной ручке красовалась красная табличка: «Не тревожить», затем робко постучала. Ни ответа, ни привета. Вызвала старшего. Служебным ключом открыли дверь.