Европад (Аксенова, Вертель) - страница 73

— И что, ничего нового?

— Ничего.

— Тебе надо хоть на время от всего отключиться. Запить, загулять, съездить куда-нибудь.

— Ну, нет, запить — не для меня, не действует. Проверено. Загулять? Тоже сомнительно. Да и не с кем.

— Если куда-нибудь махнуть? И там загулять?

— Отстань ты со своими гулянками… Только этого мне не хватало. Вот кости в другое место бросить — может, и подойдет. Ты не в курсе, куда сейчас ездят и какими фирмами?

— Да повсюду. Ты сама небось все углы Европы пообдирала?

— Не скажи. Париж, Вена, Лондон…

— И все?

— Рим, Венеция, Испания…

— Махни тогда в Норвегию или к финнам. Дикая природа, озера, покой, тишина. Нервы хорошо лечит.

— Оно и неплохо, да холодно. Я от южной обезьяны произошла. Тепло люблю.

— Тогда езжай на юг Франции, в цветущую Ривьеру — так тур называется. Мне как раз в ящик рекламный проспект бросили.

— На сколько дней? Надолго никак.

— На семь.

— В этом что-то есть. Может, и ты со мной? Компанию составишь?

— Не трави душу. Ты же знаешь, что я всегда рада с домашней цепи сорваться и хоть на край света лететь. Но на кого я сына оставлю? Не… Не проси, не подначивай. Не могу. Сама же — вперед! Помнишь любимое изречение Гёте? Benutzt den Augenblick! (Пользуйся каждым мигом!).

С Диной согласилась — надо действовать. Пора сменить коричневый тон, Bismark-furioso, на берлинскую лазурь, Bleu de Prusse, а еще лучше — на яркое солнце.

В турфирме ей поначалу сказали, что на ближайшие недели все зарезервировано, но уже через полчаса позвонили, место нашлось.

Эля решила, что нарядами загружать чемодан не будет, не до того, не тот настрой, а вот новомодную видеокамеру прихватила. Надумала вести походный дневник. «Это удобнее, чем любой ноутбук. Снимаешь красоты, текст наговариваешь. Может, пригодится».

«До чего удобная штука — цифровая видеокамера! Снимай хоть все подряд. Никаких проблем ни с аккумулятором, ни с кассетами. Того и другого — выше головы. Сделаю фильм о поездке в Ниццу и Канны, потом наснимаю копий на студии, — надо же хоть какой-то прок от работы иметь! — отправлю родным и друзьям. А то все уже разобиделись на мое молчание».

После исчезновения Алекса Эля как-то острее почувствовала хрупкость жизни. И собственной, и близких людей. Тут еще дядя Рафаил в Чикаго умер. Пришел домой с работы, пристроился баскетбол смотреть, разволновался, и, когда жена вошла в комнату, его уже на земле не было. «И это дядя Рафик. Весельчак, балагур и любитель женщин! Казалось бы, какая разница, кто победит: Чикаго или Нью-Йорк? Не поймешь этих мужчин. Так и не узнал, бедняга, что его любимые буйволы одолели, хотя сначала крупно проигрывали».