- Добрую невесту получит Хальтрекарок, - важно говорил Бубоч. – Дети народятся крупные и сильные. Доволен будет. А он-то жених высокий, уважаемый, богатый. Мы тут к нему со всем почтением. Всегда за его здоровье пьем, особенно по синедням. Я вот только на днях Гесе говорил, говорил, что Хальтрекарок – он барин приличный и щедрый, и коли кого в дом возьмет, то и выкуп даст богатый. Так ли?
- Чистая правда, - согласилась Лахджа, стараясь не засмеяться.
Храки ей даже понравились. Простой деревенский люд, от земли. И тоже произошли от Мазекресс, как и сама Лахджа.
Так что на выкуп она не поскупилась. Благо Совнар разрешил в средствах не стесняться – тут все-таки случай особый, а добровольная и счастливая невеста всегда лучше притащенной насильно.
Никого не смущало, что жених на помолвке отсутствует. Между демолордами и простодемонами все-таки пропасть, никто и не ждал, что Хальтрекарок явится лично. Что представителем одна из любимых жен – это уже немалое уважение.
Могли и просто какого-нибудь храпоида прислать. Он бы Сагит под мышку – и все на этом. Еще и сам бы по дороге попользовался.
Но приличные баре так дела не делают. Особенно когда берут жену, а не подстилку на пару раз. Лахджа посмотрела на счастливую Сагит, которая уже успела заплести ленты в волосы и переодеться в шелковое платье, и спросила:
- Как думаешь, какого выкупа твоя дочь достойна?
На лице Бубоча отразилась вся гамма эмоций. Он скрывал ее изо всех сил, но маленькие хитрые глазки так и забегали. Лахджа почти видела, как в его голове дрожит стрелочка, колеблется между «не продешевить» и «не охренеть».
- Думаю, такая-то бабца... – охрипшим от волнения голосом сказал Бубоч, так сверля взглядом сиськи Лахджи, словно те могли подсказать ответ. – По крайней мере... п... пя... семь условок!
- А, нормально, - сказала Лахджа, перечисляя Бубочу семь условок.
Гамма эмоций стала богаче. Теперь Бубоч разрывался между счастьем от неслыханной для храка прибыли и осознанием того, что все-таки продешевил. Лахджа так быстро согласилась, что стало очевидным, что она согласилась бы и на куда больше. Хоть на... на пятнадцать!
Пятнадцать условок! От такой суммы у Бубоча аж голова закружилась, и он растерянно уставился в свою пустую чашку. Семь, конечно, тоже очень много, он теперь самый богатый храк в гхьете... но могло-то быть еще больше!
Ладно, ладно. Сагит уж верно не забудет родителей. Вона какой Бубоч ее вырастил – холеной, откормленной. На поденщину не отдавал, хахалей отгонял, лупил по-доброму, по-отечески.
Пирушка затянулась, она явно грозила длиться не один день, но Лахджа столько пьянствовать не хотела. Она, конечно, никуда не торопится, но Бубоч – не слишком интересный собеседник, все бормочет о своем хозяйстве, о выращивании мавоша, да о том, какая у него мясная гора огромная.