Она живет в «Терниях» на протяжении всего года, за исключением двух зимних месяцев, когда отправляется к семейству Реби в Монлюсон, где месье Реби владеет фабрикой по производству сельскохозяйственных инструментов. Ее собственная прислуга состоит из деревенских жителей, в то время как прислуга зятя – из городских, а они – «самые поганые отродья на свете», как утверждает мадам Сорен. Устроившись в кресле, где ей несколько тесновато, она ни на минуту не теряет из виду того, что творится на кухне.
Милу прыгает на подлокотник и запросто устраивается на коленях у бабушки. Из всех членов семьи ее он любит больше всего. Оттого что эта женщина шестидесяти двух лет отличается большей жизнерадостностью, нежели мадам Реби, которую тяготят вечные заботы хозяйства, давление мужа и непостижимая тоскливая вещь, которую она зовет своим «долгом». Бабушка же, мадам Сорен, напротив, как говорят в ее окружении, женщина во всех своих проявлениях. Говорит она громко, властно и уверенно, никогда не колеблется. Язык ее смелый, приправленный местными словечками, используемыми вполне сознательно.
Суждения ее категоричны: «Принесла в подоле, потаскуха!» Война оставила в ее душе особенный след: нечистоты, лежащие на земле, она зовет «пруссаками». На прогулке она говорит Милу: «Осторожно, а то наступишь на пруссака!»
Ребенок инстинктивно тянется к такому характеру, который ничто не поколебало, к такому уверенному в себе уму. Конечно, она не принадлежит его воображаемому миру; никто из людей мира материального, жизни здешней, земной, не подымался еще до высот невидимой вселенной Милу, жизни потусторонней, измышленной. Эти миры существуют отдельно, и, несмотря на привязанность, которую она питает к внуку, мадам Сорен никогда не удостоится чести быть представленной Невидимкам. От одной мысли, что он произнесет имя Данба перед бабушкой, у Милу кружится голова.
Тем не менее мадам Сорен доставляет ему радости, что принадлежат миру нездешнему. Например, он просит ее петь песенки, слова которых не слушает, но музыка сопровождает его видения мира тайного.
Мадам Сорен знает много песен – песен ее молодости, песен Беранже, частушек про всяких политиков, которые нравились месье Со-рену. «А у Селин моей любовник скромный…», «Эй, ягнятки-малыши!», «Студенты пошли в свою „Хижину“», «Вольтер, владыка смыслов…» и т. д.
– Бабуль, спой что-нибудь! Знаешь про «Лицемеров»?
Мадам Сорен начинает петь густым голосом, по-прежнему смотря в окна кухни. Ее слушают стоящие на каминной полке бюсты Руссо и Вольтера.
Пусть Климент нас упразднил,