молча ложился в постель, повернувшись к Линде спиной, и слушал ее тусклый голос, и хотел обернуться к ней и сказать: я люблю тебя, – и поцеловать ее перед сном, но лишь бормотал что-то невнятное и пытался быстрее заснуть в надежде на успокоительное забытье, но внутри все затягивалось леденящим узлом, и он стискивал зубы до боли в челюсти – и, обвив руками подушку, подтягивал колени почти к самому подбородку
жены. Тихое, едва различимое дыхание, но для него оно было как стон, пробирающий до костей, и он пытался зажимать уши, но глухой низкий стон намертво застревал в голове, он его ощущал… и ощущал ее тоже! Она была рядом. В одной с ним постели. Он сжимал голову руками и еще крепче вцеплялся в подушку, и ощущал, как жена лежит рядом. Прямо здесь… у него за спиной…
Просто лежала… Но ему почему-то казалось, что она придвигается ближе… ближе… может быть, даже хотела в нему прикоснуться, и он сжимал челюсти еще крепче, и ощущение было такое, как будто они сейчас треснут, и он держался из последних сил, и наконец провалился в сумрачный полусон, и ему даже что-то приснилось, что-то очень похожее на явь, и он боролся с этой явью в своем сне, пытаясь сбежать от реальности в сновидение, его трясло, он дрожал, и стонал, и беззвучно кричал у себя в голове, но сон никак не отпускал, такой настойчивый и пугающе реальный, и он смотрел на свою дочь, как она собиралась на праздник по случаю ее пятого дня рождения, лежала в ванной среди хлопьев пены, а потом вытиралась, и он смотрел на нее голенькую, и хотел отвернуться, уйти, но голову словно заклинило, голова не поворачивалась, он стоял и смотрел, а в голове бился крик, умоляющий крик НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ
пробился наружу, и он содрогнулся всем телом, и Линда притронулась к его плечу, Что с тобой, милый? Тебе что-нибудь принести? Он покачал головой, промычал что-то невразумительное, медленно положил голову на подушку и снова свернулся калачиком, стараясь удержать слезы, рвущиеся из груди, они разбухали внутри и мешали дышать, заставляя его содрогаться от страха утонуть в собственных соках. Господи, если бы он мог обернуться и взять жену за руку
или заплакать… просто заплакать…
или, может быть, зарыться
в землю, и пусть черви едят его тело. Все что угодно.
Всему есть предел. Предел силам и времени. Предел терпению. Линда дошла до предела. Все время вышло. Она не могла больше пассивно смотреть, как мужчина, которого она любит, постоянно ее отвергает и унижает, обращаясь с ней, как с каким-то ненужным грузом, с лишним багажом, от которого ему, очевидно, хотелось избавиться, но он не знал как и поэтому продолжал наказывать ее своим холодным безразличием. Она не знала причину такого поведения Гарри, но не собиралась сидеть сложа руки и терпеть подобное к себе отношение.