И еще ей не давали покоя смущение и стыд, которые она испытала, когда Боб позвонил ей по номеру ее родителей, и она все ждала, что он спросит, почему она не живет дома и нет ли каких-то проблем у них с Гарри, но он ничего не спросил, и в его голосе не было никаких вопросительных интонаций (по крайней мере, ей так показалось), он просто сказал, что звонит сообщить: Гарри избили грабители, но сейчас он в больнице и с ним все в порядке. Ничего страшного не случилось. И все-таки по дороге в больницу, она не раз вспоминала свое смущение, и у нее снова горели щеки.
И в довершение ко всему ее мучило чувство вины. У нее постоянно мелькала мысль, что, может быть, ничего этого не случилось бы, если бы она не ушла из дома, и Линда твердила себе, что это нелепо, и, наверное, это и было нелепо, и она-то уж точно не виновата в случившемся, но если бы я была дома, я могла бы о нем позаботиться… но от тебя не было бы больше пользы, чем от Боба, от тебя даже меньше, на самом деле, потому что он – врач, а ты – нет… да, я все понимаю, но я хотя бы могла бы быть рядом… Ох, я даже не знаю, не знаю…
Линда пыталась прогнать эти мысли
или заглушить их слезами, но внутри все сжималось от тревоги и страха, смятения и дурных предчувствий.
чуть ли не бегом промчалась по больничному коридору, вихрем ворвалась в палату Гарри и по инерции прошла еще несколько шагов, остановившись буквально в двух футах от его койки. Гарри взглянул на нее и попробовал улыбнуться, но тут же невольно поморщился от боли, и именно эта гримаса подтолкнула ее вперед, она обняла его и прижала к себе. Ой, Гарри, Гарри, мне очень жаль, что все так получилось, но с тобой все в порядке, да? Она вдруг поняла, что сжимает его слишком сильно и, возможно, делает ему больно, и разжала объятия, и отступила на шаг. Ой, милый. Прости. Я сделала тебе больно? Я не подумала, извини. Я…
Нет-нет. Все в порядке. Выглядит страшно, но на самом деле все не так плохо. Он посмотрел на нее и заставил себя улыбнуться, превозмогая страх, стыд и чувство вины.
смотрела на Гарри, ее глаза влажно блестели, и она вдруг как будто застыла между влечением и осуждением, но она так давно не видела мужа, мужчину, которого любит, и сейчас он казался таким беззащитным, таким беспомощным, таким… измученным, что вся ее сила воли растворилась – медленно, но верно – в ее тяге к нему и в его боли. Она присела на краешек его койки. У тебя вправду все хорошо, милый?
Гарри почувствовал, как его голова кивает сама собой, ему безумно хотелось обнять жену, прижать к себе, поцеловать или просто к ней прикоснуться – к ее руке, к щеке, – просто прикоснуться и сказать ей, что он ее любит, но он даже не шелохнулся, только молча кивал, и все его внутренние устремления к чему-то хорошему боролись с демоном, что набирал неодолимую силу, питаясь чувством вины и стыда, и выгрызал в душе черную дыру отчаяния. Он обернулся на звук открывшейся двери. В палату вошел Боб.