Солнце давно скрылось с неба и стерлось из памяти, а Гарри так и сидел на скамейке на набережной, уставившись в одну точку. Он как будто застыл в одной позе. Ветер усилился, сыпал колючим песком в лицо, где-то в серой дали волны бились о берег. Наконец Гарри устало поднялся на ноги, повернулся спиной к уже невидимому горизонту и вернулся в отель. Сел на кровать и тупо уставился на свои туфли…
потом разулся, разделся, забрался под одеяло, укрылся почти с головой и уснул.
На следующий день он выписался из отеля и отправился в бесконечный поход по магазинам, маленьким и большим. Он обошел весь Манхэттен вдоль и поперек, все его улицы и переулки, нарочно шагая как можно медленнее. Он искал лишь одну вещь, и у него было достаточно времени, чтобы найти именно то, что нужно.
Семья ждала. И надеялась. Пыталась как-то продержаться еще один бесконечный, тревожный день. Если звонил телефон, они сразу бросались к нему. Линда старательно уговаривала себя, что надежда есть, но у нее внутри все омертвело. Она убеждала других. Но сама уже знала. Просто знала, и все.
Время уже не имело реального смысла для Гарри. Время дня, дни недели стали просто условными обозначениями. Шли часы, проходили дни. В субботу утром он нашел, что искал. Позолота на длинной изогнутой рукоятке смотрелась изысканно и элегантно. Невероятно красивая вещь – на бархатном ложе в стеклянной витрине, пурпурном, как кардинальская мантия.
Он дошел до Центрального парка по Пятой авеню и сел на скамейку у озера, где плавали утки и отражались в воде небоскребы. Он сидел. Целый день. И смотрел. Смотрел в том же мертвенном оцепенении, в котором смотрел с набережной на океан, ходил по улицам и магазинам. В оцепенении, которое помогало ему отстраниться от собственных чувств. Именно это оцепенение и отчужденность давали возможность сделать то, что он должен был сделать… Оцепенение… Омертвелость. Омертвелость, которая поддерживала в нем жизнь. Позволяла двигаться и дышать. Сладкая, вечная смерть, вот только долго ли она продлится? Сколько ему отпущено времени, чтобы наслаждаться свободой от черной бездонной дыры, поглотившей всего Гарри Уайта? Он сидел. Слушал едва различимое бурление у себя в голове. Чувствовал, как меняется воздух, когда солнце скрывается за тучей. И выглядывает опять. Оно теплое. Солнце. Он это чувствовал всем своим существом. Забавно. Кажется, он уже целую вечность не ощущал тепла. Или холода. Он сидел. И смотрел. Утки плавали по воде, взбивая рябью отражения небоскребов. Отражения таяли и растворялись в себе. Гарри вздрогнул. Они никогда не были полностью целыми. Вот почти. И опять рябь. Тающие отражения. Он смотрел. Сидел. И смотрел. Солнце светило в лицо. Играло бликами на воде. Бог где-то там, у себя на небесах. Черт! И Ра тоже. РА! РА! РА! Все та же хрень!!!! Солнце скользило по озеру. Солнце садилось, прячась за деревьями. Длинные тени. Сумеречная прохлада. Тени все гуще. Краешек солнца… Все холоднее… Темнее…