Линда сидела и слушала тихую музыку, игравшую по радио, ее лицо снова смягчилось довольной, мечтательной улыбкой. Еще до того, как Гарри разразился своей тирадой, даже еще до того, как они сели в машину, Линда решила, что сегодня был очень хороший день – день, который останется в радостных воспоминаниях, – и ничто его не испортит… ничто и никто. Она слушала Гарри скорее с любопытством, нежели с искренним интересом и совершенно не собиралась запоминать все, что он наговорил, она просто не станет об этом думать, и со временем все пройдет и забудется само собой.
Они въехали в Тоннель Линкольна, радио внезапно умолкло, и Гарри отчаянно старался найти в себе силы поддержать легкую беседу с Линдой, но разговаривать было практически невыносимо, и он чувствовал, как по бокам и спине текут жаркие струйки пота, и тихо материл парня, едущего впереди, потому что тот еле тащился, а Гарри хотелось скорее выехать из тоннеля, чтобы радио снова включилось, и Линда могла бы заткнуться и слушать музыку.
Когда они наконец выбрались из тоннеля и влились в нью-йоркский поток движения, Гарри почувствовал себя чуть получше. Но чем ближе они подъезжали к дому Линды, тем сильнее его донимала тревога. У него не было настроения сидеть и болтать ни о чем с этой Линдой, и совсем не было настроения с ней заигрывать, и она непременно начнет вспоминать, как все здорово было сегодня, и как чудесно они провели день, и все это дерьмо на палочке, и Госссподи Боже, вот уж чего ему точно не нужно.
Он остановился у дома Линды, и она посмотрела на свои окна на третьем этаже. Свет не горел. Наверное, моя соседка уже легла спать. Извини, она улыбнулась, но я не смогу пригласить тебя на кофе. Не хочу ее будить.
Ничего страшно, я не обижусь. Все равно я ужасно устал.
Я чудесно провела время, она улыбнулась, искренне, от души, и огромное спасибо, что ты довез меня до дома. Гарри дождался, когда она войдет в подъезд, и уехал, ему не терпелось скорее вернуться домой и лечь спать.
Госсподи, следующий понедельник начался просто кошмарно. Чем ближе подходило время вставать, тем беспокойнее был его сон. Он ворочался, пытаясь улечься поудобнее, но ничего не получалось, и он болтался, запертый в серой болезненной пустоте между бодрствованием и сном. Все тело болело, пылало, словно в жару, но в реальности голова оставалась холодной. Он очень старался себя убедить, что у него грипп и ему надо остаться в постели до вечера, но он не мог спать, и при одной только мысли о том, что он будет валяться в постели весь день, в полном сознании, вновь и вновь вспоминая пятничный пикник и поездку домой вместе с Линдой, ему делалось плохо, и минут через пять после того, как прозвонил будильник, Гарри встал и слегка охладился горячим душем.