Я спросила почему, и он снова замолчал.
– Когда она рожала, она не хотела, чтобы я был с ней, – сказал он. – Помню, она говорила, что не сможет вытерпеть боль, если я буду в комнате. Ей нужно было пройти через это одной. Они любили Пилота, – сказал он, – но это я выдрессировал и воспитал его, сделал из него того, кем он был. В каком-то смысле я создал его, – сказал он, – чтобы он подменял меня в мое отсутствие. Не думаю, что кто-то понял бы, что я чувствую к нему, даже они. И мысль, что они тоже останутся и их чувства окажутся важнее моих, была невыносима; думаю, именно это, – сказал он, – моя жена тогда и подразумевала.
Как бы то ни было, – продолжил он, – у Пилота в кухне была большая лежанка, где он всегда спал, и он вытянулся в ней на боку, а я пошел, достал несколько подушек, постарался сделать его постель удобной, насколько мог, и затем сел рядом на пол. Он очень часто и тяжело дышал и смотрел на меня такими огромными, грустными глазами, и длительное время я просто сидел вот так, и мы смотрели друг на друга. Я гладил его по голове и говорил с ним, а он лежал и по-прежнему тяжело дышал, и около полуночи я задумался, сколько это будет продолжаться. Я ничего не знал о смерти – я никогда не был рядом с умирающими – и понял, что теряю терпение. Дело даже не в том, что я хотел, чтобы всё это кончилось ради его же блага. Я просто хотел, чтобы хоть что-то произошло. В общем-то, всю свою взрослую жизнь, – сказал он, – я собирался куда-то ехать или откуда-то возвращался. Я никогда не был в ситуации, в которой непонятно, когда наступит конец, или в которой мне не нужно в определенное время уезжать, и, несмотря на то что такой образ жизни порой был малоприятен, в той или иной степени я привык к нему. В то же время я думал, что животных, как говорят, следует избавлять от мучений, и спрашивал себя, что я должен сделать: усыпить его или положить ему на морду подушку, и боюсь я или это просто слабость. И странным образом я почувствовал, будто Пилот знает ответ на этот вопрос. В конце концов, около двух часов ночи я сдался и позвонил ветеринару, и он сказал, что, если я хочу, он может приехать и сделать инъекцию. Я спросил его, что случится, если мы оставим всё как есть, и он сказал, что не знает – смерть может наступить через несколько часов или даже недель. Тебе решать, сказал он. На что я сказал ему: слушай, собака умирает или нет? И он сказал: да, конечно, она умирает, но это непостижимый процесс, и ты можешь либо ждать, либо решиться положить этому конец. И тогда я начал думать о том, как Бетси будет играть на концерте на следующий день, и о том, какой я буду уставший, и обо всём, что нужно сделать, так что я попросил его прийти. И через пятнадцать минут он приехал.