Теперь мы шли по более широкой вымощенной набережной, где люди сидели на террасах кафе с большими светящимися стаканами пива перед собой, разговаривая, или смотря в телефон, или глядя с отсутствующим видом на сероватую реку. Осталось недолго, сказал Герман, но это наиболее опасный отрезок пути, так как здесь более людно, и возможность того, что что-то пойдет не так, почти пропорциональна значению человеческого фактора. Кроме того, разговор, который мы ведем, для него очень интересен, поэтому есть и дополнительная опасность, что он забудет, куда идет. Но он действительно хочет услышать мое мнение по поводу тех тем, которые мы обсуждали, и особенно по поводу замечаний его мамы, если ему удалось правильно их передать.
Я сказала, что меня поразила идея гендера как защиты от зла, потому что библейский миф создает прямо противоположное впечатление: различие между мужчинами и женщинами совсем не предотвращает зло, а учреждает особую восприимчивость к нему. Ева находится под влиянием змея, а Адам под влиянием Евы; я мало смыслю в математике, сказала я, но мне было бы интересно узнать, можно ли это выразить в виде формулы, и если да, то будет ли змей ее неопределенным элементом. Другими словами, думаю, будет сложно приписать значение змею, который может быть чем угодно и всем. Эта история доказывает лишь то, сказала я, что Адам и Ева могут одинаково поддаваться влиянию, но факторы будут различны.
Герман нахмурился и сказал, что, возможно, легче рассматривать это в форме какой-нибудь фигуры – например, изображенные в виде треугольника отношения Адам / Ева / змей будут более наглядными, так как смысл триангуляции состоит в том, чтобы определить положение двух точек посредством третьей и таким образом установить объективность. Если мне интересны метафоры, сказал он, то роль змея заключается лишь в том, чтобы создать точку зрения, из которой можно наблюдать за слабостями Адама и Евы, и, таким образом, змей может быть выражением чего угодно, что определяет отношения между двумя личностями, как рождение ребенка может определять отношения его родителей. В том, что касается последнего пункта, продолжал он, его собственный случай – более сложный, так как в силу обстоятельств он сам, фигурально выражаясь, играет роль Адама для своей матери-Евы. Он никогда не видел своего отца, который оставил этот мир за несколько недель до того, как Герман появился на свет; он переживал, что ему до сих пор не удалось ввернуть это важное сообщение в наш разговор, и он рад возможности упомянуть об этом. Таким образом, он часто думает о том, получится ли вписать в треугольник их с мамой, и если да, то что будет его третьей вершиной. К сожалению, единственная доступная роль – это роль змея, добавил он и признал, что напряженно ждет, не появится ли эта внушающая опасения сила. Но до сих пор его мама так больше и не вышла замуж, хотя она очень красива – это его личное мнение, – и когда он спросил ее, какова вероятность, что это произойдет, она ответила, что такой шаг потребует от нее раздвоиться, а она предпочитает оставаться одним человеком. Его мама редко выражается образно, потому что знает, что это его расстраивает, но он признает, что в этом случае она согласилась на меньшее из двух – с моего позволения, он снова повторит это слово – зол. Сначала он понял ее так, что биологическая роль матери будет несовместима для нее с ролью жены человека, который не приходится ему биологическим родственником, и это осознание заставило его почувствовать себя настолько виноватым, что лучшее, что, как ему казалось, он может сделать, – это уйти и найти способ уничтожить себя. Но, к счастью, она тут же дала объяснение – ей нравится всё как есть.