Чулков, наверное, заметил мое состояние и, к моему удивлению, сказал с некоторым сочувствием:
— Сядь и сиди!
Оборона находилась под сплошным огнем, но немцы ничего не могли сделать. Когда огонь утихал, Чулков проверял пулемет, приговаривая:
— Получили от Ивана по зубам!.. Еще получите…
За день сильно поредели стрелковые роты, отбившие не одну атаку. Но мы выстояли. Как только стемнело, Чулков послал меня с котелками за ужином, наказав принести что-нибудь погорячее, а сам принялся наводить порядок в окопе. Вернулся я с чуть теплой гречневой кашей и мерзлым хлебом.
После ужина весь батальон и мы с Чулковым готовились к завтрашнему дню: углубляли окопы, пополняли боеприпасы, меняли огневые позиции; вместо убитых и раненых назначались новые командиры рот, взводов, отделений…
Всю долгую ночь мы провели в окопе на морозе. Чулков часто курил и мне предлагал погреться куревом. Я отказывался и молчал, все больше обволакиваемый холодом, словно на мне ничего и не было. Единственное, чего хотелось — рассвета. Я ждал его, как никогда раньше. Чулкову казалось, что я засыпаю, и он начинал тормошить меня.
Раннее утро медленно пробивалось сквозь серую мглу и как будто не предвещало ничего особенного, но затишье настораживало.
— Долго что-то сегодня фриц собирается, — проронил Чулков. — Что бы это значило? А? Алексей?
Я не знал, что это значило, но, так же как и старшина, забыв про холод, ждал, что вот с минуты на минуту… Только началось все ближе к середине дня. В мерзлую землю вокруг нас с леденящим свистом и глухим грохотом вонзались вражеские мины. Кажется, закачалась и застонала от боли терпеливая земля.
— Ничего, посмотрим… — едва расслышал я задиристые, полные уверенности слова Чулкова, которые так нужны были в этот момент. Они прозвучали для меня сильнее всяких громких команд.
Прямо на наш окоп по глубокому почерневшему снегу медленно и как-то странно, боком, полз боец из стрелковой роты, остатки которой после огневого налета и повторной контратаки отходили на окраину села и занимали оборону левее нас. Я видел, как боец опирался на локоть, отталкивался одной ногой, оставляя борозду на снегу. За собой он волочил винтовку. Мне хотелось помочь ему и подбодрить как-то, но, кроме частых выстрелов из карабина, которые, может, он и не слышал, ничем больше помочь ему я не мог.
Чулков строчил короткими очередями по появившимся перед позицией нашего батальона танкам и бежавшим за ними автоматчикам. Артиллеристам пока не удавалось подбить эти танки, медленно и даже как-то неуклюже ползшие к нашему пригорку. Чулков ворчал на артиллеристов и на стрелков. Мне тоже казалось, что наша оборона как-то стихла под непрерывным обстрелом немецких минометов. Нас обкладывали кругом.