— И приготовь бутылку и гранату! — крикнул мне Чулков.
Они лежали в нише окопа, которую я выдолбил специально, чтобы их не разбило и не засыпало мерзлой землей при обстреле.
— Диски набивай! — потребовал Чулков, приняв от меня противотанковую бутылку.
Я присел на дно окопа перед раскрытым ящиком с патронами и принялся за диски. До меня все время долетало бессвязное ворчанье и ругань Чулкова. Обычно он говорил мало, а в окопе что-то бубнил непрерывно. Наверное, не мог без этого в минуты сильного напряжения.
По его неожиданному возгласу я понял: перед окопом что-то произошло — и на секунду высунулся из-за бруствера.
На поле перед нами дымил немецкий танк. Бежавшие за ним автоматчики не залегли, а подбирались к нашим окопам. Автоматная трескотня угрожающе приближалась.
Набивая диски, я почувствовал, как мне стало знобко и как по спине пробегают мурашки. Бой нарастал. Наша оборона еще больше оживилась, и казалось, что мы вот-вот перейдем в рукопашную. Стойкость тех, кто был рядом с нами, вызвала похвалу Чулкова:
— Это я понимаю!..
Передав ему очередной диск, я принялся палить из своего карабина… Перед окопом возник ползущий боец и сразу же попросил у меня винтовку, — очевидно, уловил на слух, что настала критическая минута боя. Он лег в неглубокой воронке, метрах в пяти справа от нашего окопа и ждал, глядя на нас.
— А твоя где? — грозно прохрипел Чулков, не отрываясь от пулемета.
Я удивился, как он мог услышать тихий голос бойца в грохоте разрывов.
— Вот она, только без затвора, — виновато сказал боец, выставляя из воронки дуло со штыком.
— Зубами грызи у фрица горло, — совсем рассвирепел Чулков. — Зубами!
Боец, подняв голову, чтобы увидеть Чулкова, ответил негромко и, как мне показалось, со стоном:
— Раненый я, братцы.
Чулков оторвался от пулемета и посмотрел в сторону воронки, в которой лежал незнакомый нам боец, а потом на меня:
— Перевяжи его и пусть ползет в тыл, если может!
Он с яростью застрочил из пулемета, и опять до меня донеслись его отрывистые слова в перерывах между очередями, а я искал в своем противогазе перевязочный пакет.
Мне еще не приходилось оказывать помощь раненым. Весь этот день все, что слышал, видел и делал, открывал для себя на войне впервые. Впервые видел ползущие на нас немецкие танки и бежавших за ними автоматчиков, впервые стрелял в тех, кто рвался к нам и к Москве, и от моих выстрелов тоже зависело, прорвутся ли автоматчики к нашему окопу или навсегда останутся на этом поле. Впервые все мы проходили здесь испытание огнем на стойкость и выдержку.
Я уже подтянулся на руках, чтобы выбраться из окопа и ползти с перевязочным пакетом к воронке, где лежал боец, как вдруг пулемет Чулкова замолк.