Вернулся он в радушном настроении.
— Собирайся, пойдем париться, — объявил дядя Вася, напевая какую-то старинную, запорожскую песню. Я от него частенько слышал ее мотив, но никогда не улавливал ни начала, ни конца. Что-то гайдамацкое слышалось в его песне.
Я впервые попал в деревенскую баню, топившуюся по-черному. Дядя Вася забрался на полку с березовым веником и все время просил поддать пару. Я плескал воду на раскаленные камни, сложенные в углу, и валился на пол. Пар обжигал нос и уши, а дядя Вася кряхтел на полке, хлестал себя веником и вниз не хотел спускаться. А когда наконец слез и присел на соломе, то был весь красный как рак, словно его вытащили из крутого кипятка.
— Намывайся на целый год вперед, — советовал дядя Вася. — На передовой будешь только потеть, а помыться, может, до самого лета не придется! Не раз вспомнишь такую благодать.
Одевались мы в предбаннике на морозе, и дядя Вася блаженствовал. Он так пропарил свои кости, что шел как пьяный по протоптанной в снегу через весь огород дорожке. Она привела прямо в дом хозяйки бани.
Нас встретила молодая, краснощекая женщина, как потом выяснилось, подруга Анфисы. В доме, по сравнению с нашим жильем, показалось мне очень уютно. На окнах — белые занавески, стол накрыт скатертью, в простенках две фанерки, на которых деревенский художник пытался воспроизвести какие-то картины природы. Но разглядывать все это было некогда. Хозяйка пригласила нас к столу.
Последние дни мы жили на голодном пайке, а тут на тарелке лежали белоснежная капуста, пересыпанная морковкой, огурцы и помидоры. А на огромной сковороде красовалась яичница на свином сале, от которой нельзя было отвести взгляда. Хозяйка, аккуратная, гладко причесанная, в белой расшитой кофте с длинными рукавами, суетилась вокруг стола и, видно, хотела угодить нам.
Дядя Вася не торопился — долго причесывался у висящего в простенке маленького зеркальца. Я заметил, что он уже не раз подмигнул хозяйке и вел себя как дома. И это удивляло меня.
— Ну что, Дусенька, — обратился дядя Вася к хозяйке, — угощай воинов.
Меня это как-то передернуло.
Фронт находился от нас далеко, даже фашистские самолеты не показывались над деревней, а мы выполняли функции сторожей, и я уже не раз просил командиров проходящих через деревню частей взять меня с собою, но каждый раз получал отказ. К тому же дядя Вася стращал меня военным трибуналом за самовольное оставление части и военного имущества.
— Значит, решил бросить охрану боеприпасов? Решил бежать? Ты знаешь, что за это бывает по законам военного времени? Трибунал. Сиди и не рыпайся.