Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу (Жобер) - страница 73
Дина с Майолем в Баньюльс-сюр-Мер, 1943 г.
Единственным преступлением Майоля было посещение выставки Брекера. В 1942 году, в разгар оккупации, в Оранжерее была организована его большая персональная выставка. Официальная, в самом центре Парижа, с приглашением всех крупных коллаборационистов, послов, художников, писателей… Майоль получил приглашение Брекера, но ему вовсе не хотелось ехать на выставку, это его не интересовало. Но Брекер настаивал, он прислал письмо, в котором говорилось: «Майоль, вы пересечете демаркационную линию просто так, без документов. Я пошлю за вами машину и для сопровождения – человека, который вас привезет». Майоль раздумывал. Я была с ним и могу это засвидетельствовать. Я ему сказала: «Вы с ума сошли! Не нужно этого делать». – «Да вы придаете слишком большое значение такой ерунде. Все пройдет как по маслу». – «Нет, не пройдет!» А он мне: «Пройдет, пройдет. Вы преувеличиваете». И он поехал на эту выставку. Приехал сопровождающий – Герхард Хеллер, потрясающий тип, который потом напишет книгу «Немец в Париже, 1940–1944». Он там писал, что Майолю скульптура Брекера вовсе не нравилась, он считал ее блевотной – ну он употребил другое слово. Но Майоля привлекала возможность повидаться с художниками, от которых он был отрезан с 1939 года. И, не поняв всей подоплеки, он отправился в Оранжерею. И его там фотографировали с Брекером. Аристида тогда спросили: «Вам это нравится?» – «Это грандиозно!» А вечером он пошел на ужин в германское посольство – что, на мой взгляд, было ошибкой.
Однако Майоль никогда не был коллаборационистом. Он был против коллаборационизма. За все годы оккупации он не сказал ни единого компрометирующего слова, не написал ни одного текста. Он отказался от поездки в Германию, организованной Арно Брекером (на нее клюнули бедные художники, которых обвели вокруг пальца). Кто-то из них, как Деспио и Фрис, с горя умерли. А другие навсегда запятнали свою репутацию. Они не могли понять, что это было ужасно, преступно. Дерен, которого мне удалось вытащить во время чисток, рассказал, как это было. Они ехали в автобусе и, когда приехали в Германию, увидели пленных французов. Французские художники отказались выходить из автобуса, они хотели вернуться в Париж. Дерен сказал Креспелю, писателю и журналисту Temps: «Нас поимели, да ведь? А мы считали, что Брекер был другом Деспио». И Деспио я помогла. Ради него, в числе прочего, я ходила к Комитет по люстрации и давала показания. Я сказала: «Он не больше фашист, чем моя задница!»
Та поездка – жуткое надувательство: ее участники, они вовсе не были пронемецкими. Им плевать на это было. Это были беспечные художники, витавшие в облаках и совершенно не занимавшиеся политикой. Арно Брекер их просто поимел. Он пел им песни, что они освободят пленных, и разрушил их жизнь. Мой бедный Деспио! Я встретила его после войны в церкви Сен-Сюльпис. Он жался к стене. Я спросила: «Что с вами, Деспио? Вы больны?» – «Вы еще со мной здороваетесь?» – «Да, а что случилось?» И он рассказал мне о своем несчастье. С ним перестали разговаривать. Он умер в 1946 году в глубокой печали, так и не оправившись после той поездки.