Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу (Жобер) - страница 94

(АЖ) А для более громоздких вещей, таких как экипажи, вам не хочется создать музей?

(ДВ) Так он же уже существует! Ангар, который вы видели, это ведь музей. В него приезжают посетители со всего мира. Но он открыт только для посвященных.

Вилли Мейволд: Дина и ее лошади, 1963–1964 гг.

(АЖ) А если бы у вас была возможность разместить коллекцию в большом городе, в общественном пространстве?

(ДВ) А зачем? Мне нравится, когда люди, которые интересуются, уже вовлечены в это, просят разрешение на посещение.

Ведь что такое коллекция? Это диалог между предметами. Их покупают, собирают, иногда ими меняются. Со временем вы включаетесь и в конце концов понимаете, что между неодушевленными вещами что-то происходит. Это как в музыке: существуют связи, существуют доминанты, диалог. Предметы разговаривают друг с другом. И в конечном счете коллекция – это образ коллекционера, его вкусов, его любви. Мне больно, когда разрознивают коллекцию, к которой я приложила руку, – в Америке или Японии, любую другую коллекцию. Что-то разрушается, растворяется, и это тоже смерть.

(АЖ) Люди, которые вас знают, говорили мне, что вы всегда были большой любительницей путешествий. Да и сейчас ею остаетесь.

(ДВ) В 1972 году я работала с Венесуэлой. Мэрия Каракаса хотела приобрести статую Майоля. Мы договорились о «Скованном действии». Я приезжаю в Каракас, где, разумеется, никого не знаю. В то время благодаря нефти это был еще богатый город. Я прожила там три недели. По воскресеньям утром, поскольку я не хожу в церковь, я ходила по коллекционерам. Я всегда ходила по коллекционерам. Это люди, у которых были деньги и, прежде всего, вкус и которые порой могли собрать великолепные вещи. Во всех собраниях в этой стране я находила скульптуры – небольшие, какие можно переставлять. Заинтригованная, я спросила у коллекционеров: «А что это такое? Я вижу их во всех коллекциях». – «Да это ерунда. Такой местный скульптор». Я не настаивала. В городе был музей, с директором которого мы сразу прониклись друг к другу симпатией. И в его музее были работы того же скульптора. Я его спрашиваю: «Какая красивая вещь. Это чье?» И он мне наконец-то рассказал. Скульптором был один голландец, уклонист от призыва, который не хотел участвовать в войне на Яве. Он дезертировал, сел на теплоход и прибыл в Каракас, где и остался. «Талантливый парень», – сказал мне мой собеседник. Я возразила: «Больше, чем просто талантливый. С ним можно познакомиться?» – «О, вы знаете, это довольно сложно. Он живет на бывшей сахарной фабрике, очень далеко, в джунглях, туда никому нельзя ездить». – «А я хочу поехать!» – «Хорошо, я дам вам адрес».