(ДВ) Да, из-за золотоискателей, нефтяников, лесорубов, сборщиков каучука… Это тоже форма геноцида. К сожалению, все индейцы были больны. Мы их лечили, давали им привезенные мною лекарства и взяли с собой всех, кого могли, чтобы лечить их в больнице в Каракасе. Мне сослужило колоссальную службу то, что у нас было два самолета.
Вот видите, у меня здесь боевые копья, луки с колчанами для отравленных кураре стрел, перья и ожерелья. Это подарки других индейцев, совсем маленьких, как пигмеи, но удивительно умных, – они посетили меня перед отъездом. Я ведь поругалась со священником. Он уехал по реке Ориноко, прихватив с собой фотографа и все подарки, которые я получила. Но индейцы пришли к самолету с теми же вещами, какие у меня украли. Вождь обнял меня и стиснул очень сильно.
(АЖ) Вы часто ездили в Венесуэлу?
(ДВ) Раз двадцать. Но лишь однажды – к индейцам. Я часто бывала в Венесуэле, потому что занималась Корнелисом Зитманом.
(АЖ) А в другие страны Латинской Америки?
(ДВ) Я ездила в Мексику. Туда эмигрировали многие мои старые друзья. Сначала я поехала, чтобы повидаться с ними. А позднее, когда я по-настоящему занялась искусством, ездила, чтобы организовывать выставки. Виктор Серж к тому времени давно умер, но я снова увиделась с его сыном Влади[53]. Он был художником и моим другом, на год моложе меня. Изумительный человек! Он говорил так ласково. Ему повезло быть сыном своего отца, настоящего гения. Как художник он заново открыл старинную технику фресок. Боролся со сталинским течением в мексиканской живописи. Его творчество типично латиноамериканское.
(АЖ) Вы как-то сдержанно об этом говорите.
(ДВ) Нет-нет, не сдержанно. Но это не всем нравится, это не всеобщее искусство. Влади испытывал большое влияние сюрреализма. Какое-то время его также привлекал американский абстракционизм, он встречался с Ротко, но знают Влади в первую очередь по его историческим и политическим картинам. Они, как и вся мексиканская живопись, – эпичны, страстны. Он написал в Мехико фреску размером в две тысячи квадратных метров – там изображены все революции. А еще Влади расписал дом Троцкого. Но поскольку сам он был очень милым, очень мягким человеком, мне казалось, что живопись такого рода, не знаю почему, это не его. Что-то нежное Влади писал бы лучше. Но у него был талант.
(АЖ) В то время вам не хотелось привезти сюда мексиканских художников?
(ДВ) Нет. Много позже я выставила в Фонде Фриду Кало и ее мужа, Диего Риверу. Я могла бы познакомиться с Фридой Кало в то время, но как-то не случилось.
(