И больше ничего. Ни намеков, ни планов на завтра. Ни надежд на семью. А Тамара была уверена. Она думала, что такая смелая поездка означает только будущую свадьбу. Она даже мечтала о беременности. Но он был очень осторожен, и месячные начинались вовремя.
Он уже насытился. Отдыхом, морем, Тамарой…
В Киеве было холодно. И темно. Моросил дождь, и плотно ложились тучи. В летних ветровках было, как совсем голышом. Босоножки сразу напитались из луж. И было страшно возвращаться домой…
Стояли носильщики, предлагалось такси, но уже закончились деньги. Георгий молча нес рюкзаки и чемоданы. На огромных часах стрелки, понурив голову, покорно плелись друг за другом. Над перроном – купола зонтов и везде озябшие паровозы. Тамара с вокзала поехала на метро объясняться с родными, не подозревая, что это их последняя встреча. Почти… Он больше к ней не пришел…
1994 год. Прага. Медицинская конференция
Ему уже было хорошо за сорок. Он давно занимал высокую должность, всерьез занимался наукой и писал книги. Он уже построил огромный дом за городом, упирающийся окнами в лес. С розарием, плетеной беседкой, бассейном. Дом окружал идеально подстриженный газон, среди которого возвышались модные альпийские горки. Цвел древовидный пион, миллионы лилий и редкий алый клематис… И объездил полмира…
На конференции в Праге они столкнулись в позолоченном холле гостиницы. И сразу узнали друг друга. Тамара, чуть пополневшая, с сеткой мелких морщинок вокруг глаз, еще очень и очень хороша, опять нежно покраснела. Смотрела на когда-то любимое лицо и молчала. И в этом молчании было все: первые, полностью сломанные чувства, отчаяние, тоска по юности. По тому, что никогда нельзя повторить. Она была замужем, родила двоих детей и тоже успешно занималась медициной.
В холле сразу запахло крымскими акациями, воблой, безумием. Они смотрели в глаза, и юность поднималась во весь рост. Такая же ветреная и бесшабашная. Соблазнительно подмигивала счастливым глазом.
Вечером, в старом пражском кафе, всплывали воспоминания. Такие радостные, умытые белой пеной и надеждами. Тамара рассказывала о своих достижениях, а Георгий о своей гордости за нее. А потом все случилось снова. Само собой. Как будто так было им предписано. Предречено. Они стояли в темном номере, не зажигая свет. Вспоминали на ощупь тела друг друга. Тамара беззвучно плакала и целовала его шею. Такая же легкая, как когда-то. Он узнавал и нет линию ее бедра и располневший, после родов, животик. И входил так же мощно, как тогда…
У них были только три дня. Три дня счастья.