Сегодня на нее нахлынуло какое-то непонятное беспокойство. Чувство это все нарастало, она ловила себя на том, что машинально читает текст, не вникая в его содержание, допускает ошибки, чего с ней раньше не бывало. Наконец она не выдержала и, сославшись на плохое самочувствие, отпросилась.
Войдя в подъезд, она по привычке открыла почтовый ящик и достала газеты. Поднимаясь по лестнице, развернула их и вдруг почувствовала, что теряет сознание.
Среди газет лежало письмо от Вали.
«Доченька, доченька, — шептали ее губы. — Я знала...»
Дрожащими пальцами Полина Ивановна вскрыла конверт, прочитала первую фразу и почувствовала, что ноги стали ватными, в висках застучало. Опустившись прямо на ступеньки, она стала жадно читать письмо. Глаза пробегали строчку за строчкой, но мозг почти не фиксировал содержания, сверлила лишь одна радостная мысль: «Жива, жива!»
* * *
Николай поднял руку — серая, с клеточками, «Волга» остановилась. Подбегая к машине, Соснин мысленно отметил про себя: «Номер тот самый — 37-62. Все правильно». Нагнувшись к боковому стеклу, он спросил у водителя:
— До сквера не подбросите?
— Вообще-то на заправку я еду...
— Может, все же довезете? Это недалеко, я тороплюсь...
— Ладно, садитесь, — махнул рукой шофер.
Машина мягко тронулась и стала набирать скорость. «Будем считать, что операция началась», — подумал Николай.
Тогда Туйчиев и Соснин не поверили Козецкому: слишком уж маловероятным показалось его объяснение. Да и как сразу поверить в такое странное алиби — операция аппендицита! Как только Стасика припирали неопровержимыми фактами, он тут же находил оригинальное продолжение, свидетельствующее о его невиновности. Что особенно удивляло и настораживало — это та легкость, с которой он мгновенно подтверждал факты не в свою пользу.
Трудно было проникнуться доверием к Козецкому, но и не верить полностью тоже было нельзя. Окончательное решение могла дать только проверка всех сомнительных показаний.
Прежде всего решили проверить «аппендицитную историю». Козецкий действительно поступил в районную больницу седьмого в 13 часов 35 минут с диагнозом острый аппендицит. В два часа дня он уже был на операционном столе. Операция прошла успешно. Пятнадцатого его выписали.
Скупые строчки истории болезни полностью подтвердили показания Козецкого. Значит, алиби. Почему же отдыхающие утверждали, что видели его именно в день приезда Смолиной, то есть восьмого? А дело, как это не раз бывало у Туйчиева и Соснина, заключалось в том, что все эти люди добросовестно заблуждались. Они искренне хотели помочь следствию, но в их сознании произошло некоторое смещение во времени. Кроме администрации дома отдыха, никто не знал, что Валя приехала не седьмого — в день начала смены, а только на следующий день. В сутолоке первого дня, который не столько день отдыха, сколько устройства, в память врезалось лишь то, что какой-то молодой человек спрашивал Валентину Смолину. Кто такая Смолина — никто, конечно, не знал, но раз ее спрашивают да еще утверждают, что она именно сегодня должна прибыть, значит это первый день смены, день приезда всех отдыхающих.