— Тимофей, отнеси-ка, голубчик, эту папку Кириллу Семёновичу и попроси его передать всё в печать. Скажи ему, что я проверил и утвердил.
— Будет выполнено, Харлампий Сергеевич, — сказал тот и вышел из кабинета.
«Теперь можно и отдохнуть», — подумал профессор и закрыл глаза.
Через минут пять он поднялся, подхватил портфель и, довольный собой, направился к выходу.
Найдя своё имя в списке зачисленных в институт студентов, Пинхас испытал заметное облегчение. Напряжение ожидания держало в своих невидимых путах и его, казавшегося другим людям твёрдой и холодной скалой спокойствия. Он оглядел вестибюль медленным взглядом и увидел группу евреев, стоящих поодаль. Одного из них, Наума, он знал. Тот сидел с ним за одним столом на письменном экзамене. Движимый какой-то врождённой солидарностью, Пинхас подошёл к ним.
— Как дела, парни? — спросил он.
— Ничего хорошего, приятель, — сказал черноглазый юноша с курчавыми рыжеватыми волосами. — Столица империи нас отвергла. Евреи ей не нужны. Из нас только Наум поступил. А ты, я вижу, тоже счастливчик?
— Не расстраивайтесь, парни. Не думаю, что образование сделает нас счастливыми. Вы откуда приехали?
— Из Могилева и Гомеля.
— А я из Ромен. Это под Полтавой.
— «Но близок, близок миг победы. Ура, мы ломим; гнутся шведы» — съязвил один из них.
— Никогда не стоит терять чувство юмора и человеческое достоинство, — улыбнулся Пинхас. — Когда уезжаете?
— Завтра. Прогуляемся по городу, поедим в харчевне, а утром на вокзал, — сказал Наум. — Я побуду дома до начала занятий.
— Тогда прощайте. Я, наверное, останусь здесь. Надо обживаться, знакомиться с людьми, — произнёс Пинхас. — Зай гезунд, парни.
Он пожал всем руки, повернулся и двинулся к выходу. Западный ветер принёс в город прохладу Балтийского моря, и на улице стало свежее. Пинхас запахнул пиджак и застегнул его на все три пуговицы. Нужно было пойти на почту и отправить домой письмо. Он не был уверен, что сообщение о том, что его приняли и теперь он студент известного в России института, обрадует отца. Возможно, тот мечтает о его возвращении домой. Папа мудрый человек, умеющий предвидеть и понимающий суть вещей. Он не может желать сыну плохого. Мать, конечно, будет рада. Наверное, просто тому, что любимый сын жив-здоров и сумел сделать то, о чём мечтал. Пинхас перешёл на другую сторону проспекта и вошёл в небольшое почтовое отделение. Он купил конверт, попросил у служащего ручку и чернильницу, сел за столик возле окна, вынул из портфеля лист бумаги и начал писать. Закончив письмо, он заклеил конверт и бросил его в почтовый ящик. «Пожалуй, за неделю дойдёт», — подумал Пинхас.