Две жизни Пинхаса Рутенберга (Азарэль) - страница 81

— Познакомьтесь, друзья, — с приятной улыбкой сказала Мария Фёдоровна. — Мой двоюродный брат Василий Фёдорович. Он прибыл к нам сегодня из Парижа.

— Этот человек — тайна, которую нам предстоит ещё раскрыть, — интригующе дополнил Горький.

— Леонид Николаевич, — представился красивый мужчина с тонкими чертами лица. Рутенберг кивнул ему в ответ и с интересом стал его рассматривать, пока бойкая официантка накладывала ему в тарелку приятно пахнущую пасту с грибами и пармезаном. Длинные чёрные волосы, открывающие высокий чистый лоб, аккуратная бородка и усы, прямой нос, карие глаза говорили о благородном происхождении и воспитании.

— Тебе, Василий, легко будет запомнить его фамилию, — заявила Мария Фёдоровна. — Андреев, талантливый писатель.

— Я читал Ваш рассказ, если не ошибаюсь, он называется «Жили-были», — вспомнил Рутенберг. — И ещё один, «Губернатор». Мне понравилась их экспрессия и красочность.

— А Вы, Василий Фёдорович, очень наблюдательны, — произнёс Андреев. — Писатель живёт, как пчела. Она летает по полю или саду и собирает пыльцу и нектар, и из них делает мёд. Так и я, ищу интересных мне людей, нахожу в них то, что может стать предметом литературного анализа и творчества.

— Я понял Вас, Леонид Николаевич. Вы ждёте от меня истории, которая может захватить читателя. Меня соблазняет сейчас лишь то, что мой сюжет даст мне возможность стать скромным участником истории русской литературы.

— Очень точно заметили, — сказал писатель. — Буду Вам очень признателен.

— Я ценю талант моего друга, но смею предупредить — у него богатая фантазия, — попытался вразумить Рутенберга хозяин. — Леонид приехал сюда с замыслом книги, которую он обещал моему издательству.

Максим Горький уже давно заметил молодого автора Андреева. Его необычный стиль привлекал своей новизной и яркостью красок и образов. А в декабре умирает от послеродовой горячки жена Леонида, и гостеприимный и добросердечный Горький приглашает друга погостить и поработать в тиши у него на Капри.

— Да, сегодня нередким явлением среди революционеров стало предательство, — пояснил Андреев. — Я пытаюсь осмыслить психологические мотивы, движущие этими людьми, строй их мысли и самооправдание, основанное на корысти и страхе.

— Даже у Иисуса Христа, человека выдающегося и дружелюбного, нашёлся среди апостолов такой, Иегуда, — пришло в голову Рутенбергу.

— А что? Пожалуй, этот герой весьма символический. Спасибо, Василий Фёдорович, за подсказку. «Иуда Искариот» — яркое привлекательное название, — поблагодарил Андреев.

— Хорошо звучит, Леонид Николаевич, — поддержал Горький. — Только прошу Вас, не тяните с книгой. Я уже начинаю компоновать сборник.