Дорогой отец Георгий, родной мой человек, вы были удивительным языком пламени, которое всегда трепетало. И всегда, когда я входил в храм, первый мой взгляд был направлен туда, где, казалось, всегда и вечно будет стоять отец Георгий и исповедовать огромную толпу людей. Когда он видел меня и встречались наши глаза, я подходил к нему, и это счастье длилось много лет. Он обнимал меня за плечи, дарил мне свой поцелуй и спрашивал, сияя, как дела. И всё, что я ему рассказывал, всё, что лежало у меня на душе, он выслушивал… не знаю, как выслушивала Вселенная. И никогда, ни разу отец Георгий не давал мне каких-нибудь сухих наставлений, никогда не поправлял меня мелочно, он всегда ободрял. Я уходил от него окрыленный, вдохновленный. Его проповеди отличались от всех, которые я слышал в жизни, даже от совершенно потрясающих проповедей отца Александра Меня. Это было тоже горение, пламя.
Хочу подчеркнуть, что у отца Георгия был потрясающий русский язык. Я сейчас не говорю о существе его проповеди, которая, думаю, очень бы понравилась Иисусу Христу. Но, когда эти проповеди будут напечатаны в книжках, боюсь, того, каким языком они были произнесены, этого горения и пылания [на бумаге] не передать.
И очень страшно после этого слушать по радио, читать в газетах, по телевизору слышать, как говорят сейчас люди. Ведь вы посмотрите, буквально каждый говорит «честно говоря», через каждое слово – «честно говоря». Создается впечатление, что всё остальное время они врут.
К отцу Георгию не приставали никакие клише, это был живой, правильный, замечательный человек.
Алла Калмыкова:<…> Этот человек никогда не запирался ни в келье своей, ни на кафедре церковной. Может быть, не все знают, что он возложил на себя невероятно трудное, начатое еще отцом Александром Менем служение в Республиканской детской клинической больнице. В самых тяжелых отделениях, где лежат дети с лейкемией, в отделении искусственной почки, в онкологии детской, куда и войти-то страшно, поскольку дети после химиотерапии похожи на маленьких бледных старичков. Отец Георгий возглавил группу милосердия, создал при больнице храм Покрова Пресвятой Богородицы. И самое трудное, наверное, было не служить там по субботам, не причащать женщин с детьми, 50 % которых, может быть, обречены на смерть, но отпевать этих малюток и утешать, возвращать к жизни их матерей. Я не знаю, какую для этого нужно иметь душу, какую силу нужно иметь, но отец Георгий ее имел. И это было не просто жертвенное служение Христово, это была установка, это был один из основных моментов его проповеди христианства, которое выражалось в двух простых словах: