— Ах, Боже мой, Дуняша! — сказала барыня укорительным голосом, — не говори мне про эти деньги. Как я вспомню только этого малюточку…
— Мужик, сударыня, не знает, кому прикажете отдать, — опять сказала Дуняша.
Барыня распечатала конверт, вздрогнула, как только увидела деньги, и задумалась.
— Страшные деньги, сколько зла они делают! — сказала она.
— Это Дутлов, сударыня. Прикажете ему идти, или изволите выйти к нему? Целы ли еще деньги-то? — спросила Дуняша.
— Не хочу я этих денег. Это ужасные деньги. Что́ они наделали? Скажи ему, чтоб он взял их себе, коли хочет, — сказала вдруг барыня, отыскивая руку Дуняши. — Да, да, да, — повторила барыня удивленной Дуняше, — пускай совсем возьмет себе и делает, что хочет.
— Полторы тысячи рублей, — заметила Дуняша, слегка улыбаясь, как с ребенком.
— Пускай возьмет все, — нетерпеливо повторила барыня. — Что, ты меня не понимаешь? Эти деньги несчастные, никогда не говори мне про них. Пускай возьмет себе этот мужик, что нашел. Иди, ну иди же!
Дуняша вышла в девичью.
— Все ли? — спросил Дутлов.
— Да уж ты сам сосчитай, — сказала Дуняша, подавая ему конверт, — тебе велено отдать.
Дутлов положил шапку под мышку и, пригнувшись, стал считать.
— Счетов нету?
Дутлов понял, что барыня по глупости не умеет считать и велела ему это сделать.
— Дома сосчитаешь! Тебе! Твои деньги! — сказала Дуняша сердито. — Не хочу, говорит, их видеть, отдай тому, кто принес.
Дутлов, не разгибаясь, уставился глазами на Дуняшу.
Тетка Дуняшина так и всплеснула руками.
— Матушки родимые! Вот дал Бог счастья! Матушки родные!
Вторая горничная не поверила.
— Что вы, Авдотья Николавна, шутите?
— Вот-те шутите! Велела отдать мужику… Ну, бери деньги, да и ступай, — сказала Дуняша, не скрывая досады. — Кому горе, а кому счастье.
— Шутка ли, полторы тысячи рублев, — сказала тетка.
— Больше, — подтвердила Дуняша. — Ну, свечку поставить десятикопеечную Миколе, — говорила Дуняша насмешливо. — Что́, не опомнишься? И добро бы бедному! А то у него и своих много.
Дутлов, наконец, понял, что это была не шутка, и стал собирать и укладывать в конверт деньги, которые он разложил было считать; но руки его дрожали, и он все взглядывал на девушек, чтоб убедиться, что это не смех.
— Вишь, не опомнится — рад, — сказала Дуняша, показывая, что она все-таки презирает и мужика и деньги. — Дай я тебе уложу.
И она хотела взять. Но Дутлов не дал; он скомкал деньги, засунул их еще глубже и взялся за шапку.
— Рад?
— И не знаю, что́ сказать! Вот точно…
Он не договорил, только махнул рукой, ухмыльнулся, чуть не заплакал и вышел.