Здесь, в темноте случается всякое, Грейси.
Я выключаю лампу и снова ложусь. Колокольчики Евы наполняют комнату призрачным шепотом, и я размышляю, о чем предупреждал меня Харт? Чего он боится?
И что за чудовище прячется там, в ночи?
* * *
Кто-то хватает меня за лодыжку. Чьи-то холодные, мокрые пальцы. Я пронзительно кричу и падаю, ударяюсь о землю, твердую, как бетон. Падение выбивает у меня воздух из легких.
Три или четыре раза за ночь я вскакиваю в холодном поту, жадно ловя ртом воздух, потому что в голове у меня, словно плохо смонтированное кино, вспыхивают бессвязные видения о Элоре. Я вылезаю из постели и подхожу к окну.
Там никого нет.
Следующий день – понедельник, День памяти павших. Мы с Лапочкой закрываем магазин, чтобы на кладбище в Кинтере отдать дань уважения погибшим. Впрочем, уже после полудня магазин открывается, и Лапочка зажигает дополнительные свечи в память о покойных.
Когда наступает вечер, приходит Сера и приглашает меня на костер около их дома. Мы все заталкиваемся в их аэроглиссер, где за рулем сидит Сандр. Я, Сера и Сандр, Мэки, Ева и Харт. Это так похоже на наши обычные сборища. Но никто не может игнорировать того факта, что не хватает двоих – Элоры и Кейса.
Мы шестеро сидим вокруг костра, Мэки играет на гитаре, а остальные раскачиваются в такт музыке, но никто не подпевает. Харт угрюмый и слишком много пьет. Мы с Серой сидим на шершавой деревянной скамье, между нами втиснулась Ева, и наблюдаем, как языки пламени меняют цвет. Я постоянно оглядываю темноту, в поисках горящих глаз.
Когда Ева куда-то на минуту отлучается, я поворачиваюсь к Сере.
– Я беспокоюсь за нее, – произношу я. – За Еву, с ней что-то происходит. – Сандр перестает тыкать палкой в горящие бревна и прислушивается.
Сера кивает. Ее прекрасные волосы сегодня вечером распущены и ниспадают длинными, сверкающими волнами. Она расчесывает их пальцами.
– В этом году Еве много всего пришлось пережить, с ней все будет хорошо.
– Мы все пережили много плохого в этом году, – замечает Мэки с другой стороны костра.
– Я выпью за это, – добавляет Сера и поднимает свой пластиковый стаканчик, задирает лицо к звездам. – Пью за Элору.
Мы все киваем, бормочем: «За Элору» и поднимаем свои стаканчики. Харт прикуривает сигарету и поворачивается лицом к темноте. Плачет ли он?
Позднее, уже вернувшись домой, прежде чем лечь спать под стеганое одеяло, я опять стою у окна спальни, но ничего не происходит, чужак не появляется.
И на следующую ночь все повторяется, и еще через день. Я не успеваю оглянуться, как на влажной жаре пролетают две недели.