Лезвие выскочило из рукоятки с маслянистым щелчком.
Нет, это не игра света и теней. Это…
Степан вспорол пояс штанов. Камуфляжная ткань пошла с хрустом, прорехой до середины бедра… Он сталкивался с подобным. Да, доктор, встречал… Это, конечно, не эрекция. Спастическое сокращение седалищно-кавернозных мышц, непосредственно переходящее в трупное окоченение… Чаще всего у лиц в реактивном состоянии. Как у него…
Через пару недель, когда гнилостные газы соберутся в лакунах пещеристых тел — все будет выглядеть еще хуже. Или нелепей.
Мутная слеза выкатилась на щеку. В сырых тенях зашевелились ленты, качнулись ремешки, щелкнули бусы. Степан завалился набок и пополз обратно к Вике. Луч фонаря метался по сторонам, выстукивая на обнаженных корнях рваный ритм. В полосы света сыпались кусочки коры и слюдяно поблескивали. Главное, не просить много — нитка холодной слюны тянулась к подбородку, — ровно столько, чтобы хватило наказать…
Он принялся срезать одежду с тела, стараясь не смотреть на расплывшиеся полушария грудей с торчащими черными сосками, голубоватую кожу в паутине багровых вен; не замечать лиловых пятен на предплечьях и бедрах; синеву под ободранным лаком ногтей и холодный, белый блеск под едва сомкнутыми веками. Она следила за ним сквозь ресницы с неряшливыми комочками туши. Углы бледного рта прятали скверную улыбку.
Воздух в хижине загустел, в прорехи крыши сочилась темнота. Мох на стенах шевелился, дрожали нитяные волоски на белесых корнях. Степан не чувствовал своего дыхания. Какие-то слова рвались из горла, потерявшего способность вытолкнуть их рта, и темноту вспарывало сдавленное мычание.
Скрипели венцы сруба, на голый живот Вики сыпалась труха, которую он безотчетно смахивал деревянной ладонью… Все. Только не останавливайся, не думай, не останавливайся… Степан быстро сделал два длинных надреза на своем бедре. Кровь едва выступила, черная, вязкая. Боли почти не было. Он чиркнул два раза поперек, подцепил острием ножа полоску кожи, ухватил пальцами. Ямка стремительно наполнилась кровью, струйка роняла капли в черную хвою. Степан рванул кусок кожи вверх, обнажая трепещущее мясо…
Его подношение. Слезы текли быстрее: не то от боли, которую он не чувствовал, не то от предстоящего ужаса. Глаза почти ничего не видели. Свет фонаря слабел с каждой секундой.
Он махнул рукой, захлестывая ближайший корень мокрой, кровяной петлей, желтеющей остатками жировой ткани. Отпустил, с удовлетворением наблюдая, как его жертва втягивается в общее мерное раскачивание, шевеление, дрожь… и навалился на труп, глухо мыча проклятия вперемешку с мольбами.