«Не дергайте, жмите плавно» — когда — то сказал мне инструктор по стрельбе, и я сделал так, как он учил. Отдача наполнила меня восторгом. Пуля отбросила Быка на землю и я, не колеблясь, пошел к будке.
Уже недалеко от нее я вновь увидел ту красную тряпку, так запавшую мне в память. Она лежала на границе с изумрудной травой. И только в этот момент я узнал в ней шапочку с динозавриком. В глазах потемнело.
Позади раздался рык: хозяйка пса, оскалившаяся от гнева, бежала ко мне. Я вскинул пистолет.
Бах!
Она споткнулась и ткнулась лицом в землю. Затихла. Пес с визгом убежал.
А я застонал от ужаса.
Потому что в траве у будки, оплетенная стеблями, лежала Полина с качелей. Хищная зелень опутала ее с ног до головы, проткнула кожу во многих местах и… питалась.
А вокруг в траве шевелились иссушенные, оплетенные и все еще живые домашние любимцы. Те, которые пока не украсили собой ветви Древа. У девочки под стянутыми веками лихорадочно метались глаза, будто она видела плохой сон, но никак не могла проснуться.
Сверху послышался звон, и из окна выпрыгнул пожилой мужчина с воплем:
— Назад! Назад, святотатец!
Он грохнулся на землю в пяти шагах от меня, и я услышал хруст переломанных костей. Прыгун взвыл от боли.
Бах!
Я промахнулся мимо дужки замка, пуля пробила фанеру и исчезла в будке.
Бах!
Замок лязгнул, и я рванул дверь на себя. Запах гнили чуть не сбил меня с ног. Древо ощетинилось иглами, встречая меня. Десятки кошачьих голов оскалились, закачались. Я стоял в зловонии и смотрел на врага, внезапно осознав, что у меня нет никакого плана. Что я лишь догадываюсь, как бороться с растением, поработившим мой двор. Нужно было подумать об этом заранее. Купить бензина или хотя бы взять с собой топор.
Древо почувствовало мою слабость и восторжествовало сквозь многоголосый вой слуг, спешащих ему на помощь. Пенсионер со сломанными ногами орал от боли, но подползал ближе, извергая проклятья. Люди в окнах исчезли, никто не повторил его прыжка, и сейчас они толкались на лестницах. Торопились ко мне.
Четыре патрона в обойме…
Я шагнул в будку, и иглы впились в меня. Вонзились в ладони, охватившие теплый ствол. Яд сцепился во мне с химией феназепама, и разум вновь устоял. Ранки зажглись болью, и я рванулся назад, ломая дерево. Ветви оплели тело, трава била по ботинкам и жалила кожу, проникая под штаны, а я обхватил ствол руками и раскачивался взад-вперед. Иглы тонкими пальцами искали мои глаза, лезли в ноздри. Древо вопило о помощи, и ему обезьяньими криками отзывались его слуги, бегущие со всех концов двора.