Монах картинно вздохнул и всплеснул руками, затем уронил зад на койку и прихлебнул грюта.
— Что ж, если Господь шлет мне испытание, я готов его принять. Он повесился на березе за наши грехи, а потом целую вечность томился у дьявола в котлах за каждого из нас. Негоже, вишь ты, на плохонькое пиво жаловаться. Ей богу грех!
— Вы, отец, только при корчмаре Томаше так не говорите. Он вспыльчивый и булава всегда при нем…
Отец Чеслав нырнул крючковатым носом в кружку, понюхал, затем сделал щедрый глоток.
— Пожалуй, лишку хватил. Спирт отличный, и грют хорош, но не монастырский, вишь ты…
Марек собирался уже закрыть окошко в двери камеры, как отец Чеслав окликнул его.
— Стой! Марек, скажи мне. Честно скажи: в бога веруешь?
— Ох уж эти вопросы… От случая к случаю, отец Чеслав.
— Да-да-да, — затараторил Монах. — Зато честно, вишь ты. А если я тебе случай подкину?
— Ну…
— Шпиль у крепости голый. Надобно бы символ божий, удавку, повесить, чтобы господь видел!
Марец цокнул языком и нарочито громко хлопнул окошком, повернув ключ в замке.
* * *
Осеннее буйство больного леса вошло в цвет. Больше никто из путевых соглядатаев не выходил за стены, в крепости стало необычайно людно. Однако это вовсе не означало, что борцы с древесной хворью утопали в праздности и лени; напротив — работенки прибавилось. И все горючие материалы, накопленные за относительно спокойные месяцы, теперь пошли в ход.
Твари храбрели ночью, и с наступлением темноты Кшиштоф наблюдал, как рой за роем огненные болты и стрелы выкашивают неплотные шеренги оживших деревьев. Они ползли медленно — какие-то жалкие дюймы, но уверенно. И в этом крылось еще одно отличие от божественной природы: эти существа, кажется, не боялись умереть. Твари подходили близко, гораздо ближе полета стрелы, и просто стояли, давая себя уничтожить. Они словно бы ждали команды, какого-то одного им понятного знака. В воздухе воняло горелым мясом, стоял горький дым от сырой древесины, и наутро под стенами треугольной крепости оказывались целые дорожки золы. Это бы, пожалуй, придало уверенности, но зола — отличное удобрение. И вечером как по расписанию под стенами толпились все новые и новые чудища.
Кшиштоф заскучал взаперти. Он старательно выписал в дневник все наблюдения за хворью и хворыми, однако же вынужденное затворничество заставляло искать компании. Сотник Ярослав говорил, что к прежнему ремеслу особые отряды чистильщиков и путевые соглядатаи вернутся только к декабрю.
Единственным образованным человеком в крепости кроме, разумеется, Кшиштофа, был отец Чеслав. Старшина Марек разрешил студенту спускаться в каземат, но при одном условии: обязательно облачаться в защитный костюм.