Профессор Ковелл, который познакомил Фитцджеральда со стихами Хайяма и обучал его персидскому языку, сумел разглядеть в трудах поэта суфийское содержание после того, как побеседовал с индийскими иранистами. Некоторые более поздние исследователи пришли к заключению, что эти люди обманывали профессора. Некоторые западные эксперты не находят в стихах Хайяма ничего суфийского. Преподобный доктор Т. X. Вейр, читавший лекции по арабскому языку, (Хайям писал на персидском) написал книгу о Хайяме, в которой высказался по этому вопросу однозначно. В своей книге «Поэт Омар Хайям» он пишет: «Достаточно прочитать дюжину строчек из Хайяма, чтобы понять, что в его стихах не больше мистического, чем в стихах Бернса». Однако Преподобный не уточнил, какой мистицизм он имеет в виду и что он вообще понимает под мистицизмом.
Фитцджеральд и сам пребывал в замешательстве относительно Хайяма. Иногда ему казалось, что Хайям был суфием, иногда – нет. При этом сам Фитцджеральд воспринял многие суфийские идеи. Тщательный анализ Херон-Аллена показал, что материалы, которые, как принято считать, являются выдумками самого Фитцджеральда, на самом деле были им позаимствованы у других персидских поэтов. Эти другие поэты, которые еще со времен Чосера оказали значительное влияние на английскую литературу, – Аттар, Хафиз, Саади и Джами.
Возможно, вполне намерено, но не исключено, что и чисто случайно, Фитцджеральд пропитался суфийскими идеями, содержащимися в известных персидских произведениях. Эти идеи зрели в его уме, а затем, смешавшись с идеями Хайяма, приняли форму «Рубайят» на английском языке. Если бы Фитцджеральд знал об особой технике обучения, использованной Хайямом, суть которой состоит в том, чтобы развить какую-то мысль и довести ее до абсурда, чтобы таким образом показать ее несостоятельность, он мог бы произвести нечто даже более совершенное по своему воздействию.
В своем переводе Фитцджеральд также упустил из виду, что Хайям особо выделял суфийское состояние понимания, наступающее после «опьянения». Эта мысль выражена, например, в таком четверостишии:
Без вина я жить не могу,
Без чаши нацеженного вина подняться даже не могу.
Я раб мгновений тех, когда вдыхаю слова Саки:
«Выпей еще чашу» – а пить уже я не могу.
В этих строчках поэт недвусмысленно ссылается на состояние, достигаемое под руководством суфийского учителя, когда экстатическое переживание развивается в реальное восприятие скрытого измерения за пределами метафорического опьянения.
До сих пор никто еще не смог перевести Хайяма на английский язык лучше Фицджеральда, ибо для того, чтобы передать суфийские идеи применительно к данному времени, необходимо ощутить определенную гармонию этих идей с требованиями самого времени.