Суфийская методология также преобразовывает эмоциональную энергию, которую маг пытается взорвать, в правильно работающее топливо для приведения в действие механизма бытия и познания.
В этом свете как высшая магия, так и обычный мистицизм представляют собой для суфия не более чем борьбу за собственное существование фрагментарной методологии, которая всего лишь воспроизводит лежащий в ее основе паттерн. До тех пор пока магия не сможет развиться настолько, чтобы превзойти то, что досталось ей по наследству, до тех пор, пока не появится достаточно сил для такого, фактически генетического, прорыва, она останется скрипучим анахронизмом. В лучшем случае такая магия – это бегство и человека, и всего общества от своего предназначения.
Являются ли ритуалы магического характера частью подлинной суфийской традиции? Нет. Определенные символы выполняют, с точки зрения суфия, определенные ассоциативные и динамические функции. Он может ими воспользоваться или испытать на себе их влияние инстинктивно. Ритуалы не применяются развитым суфием в процессе работы с другими развитыми суфиями. Бывают, однако, случаи, когда для концентрации мышления задействуется упражнение, развивающее эмоциональную «привязанность» без эквивалентного упражнения по отрешенности, которое уравновешивает первое упражнение. Вообще же, зрелища и ритуалы, используемые в практике других, несуфийских учений (включая процессии, регалии, символические действия), рассматриваются суфиями как нежелательные. Поскольку они развивают привязанность к определенным вещам в отсутствие уравновешивающего фактора, о котором большинство людей, любящих традиционные зрелища, никогда даже и не слышали, и они часто не в состоянии ухватить этот принцип, когда им просто о нем рассказывают.
Суфийская психология указывает на существование некоего внутреннего механизма, который автоматически пытается уравновесить влияния, вызывающие те или иные эмоции. Его действие проявляется в отрицательной реакции человека на то, что ему говорят, или на то, что общество или какая-нибудь отдельная группа пытается навязать его уму. На современном Западе это привело к возникновению литературного метода, который иногда называют «разоблачением». Разоблачитель не может не разоблачать, потому что этот процесс отражает его собственную потребность в достижении равновесия. Его аудитория встречает такие произведения с благодарностью, ведь таким образом читатели утоляют голод, вызванный эмоциональностью, лишенной должного русла. Интеллект вообще не способен уравновесить эмоции, потому как эмоции, в данном контексте, было бы более уместным сравнить с балластом, который необходимо правильно распределить или с ношей, которую нужно правильно разместить, или же с энергией, которой следует правильно распорядиться. Их невозможно подавлять или обходить с помощью интеллекта, так же, как невозможно ограничить их проявление с помощью процесса мышления. Задать им новое направление с помощью эмоционального взрыва и попыток начать все заново также не представляется возможным. Когда западные психологи, скажем, применяют катарсис для того, чтобы довести эмоции до критической точки и взорвать их, или дать им выход, они, похоже, не всегда достигают успеха. Даже если какие-то результаты и обнаруживаются на поверхности, то их можно отнести лишь к тому, что пациент приведен в более приемлемое, в социальном смысле, состояние. Он становится, так сказать, менее хлопотным для окружающих, чем прежде. Такой результат может быть вполне достаточным для нынешней стадии развития общества, но он отнюдь не достаточен для суфия, считающего, что человеческое существо «куда-то идет», и, стало быть, негоже его привязывать или возвращать к тому, что общество признает нормой, исходя из чисто логических или главным образом узкопрактических соображений.