Такие выдающиеся специалисты, как Эвелин Андерхилл, уже дали хороший ответ защитникам буквального толкования мистических проявлений:
«Символ, другими словами, одежда, которую духовное заимствует у материального, служит формой художественного выражения. То есть, мы здесь имеем дело с метафорой, которую не следует понимать буквально, хотя художник, использующий метафорическую форму, подчас может и забывать об этом различии. Поэтому люди, воображающие, что “духовный брак” св. Екатерины или св. Терезы прикрывает извращенную сексуальность, что видение Священного сердца представляет собой какой-нибудь невероятный анатомический опыт, или что божественное опьянение суфиев является апофеозом пьянства, попросту проявляют свое непонимание принципов, на которых основано искусство: они становятся похожими на даму, решившую, что Блейк, наверное, сошел с ума, раз он сказал, что потрогал пальцами небо».[19]
Следует признать, что, будучи ученым, легче описать одну из частей слона в темноте, чем извне составить объективное, логически связанное представление о суфизме. Многие исследователи страдают от психической неспособности заниматься этой темой. Газали писал: «К внутренней истине, помимо неспособности, мешают приблизиться и другие недостатки, одним из которых является знание, приобретаемое с помощью внешних средств» («Алхимия счастья»).
К неприступной стене суфийского опыта, добавляется, таким образом, еще и проблема суфийской личности. Даже поверхностный обзор суфийских произведений и жизнеописаний мог бы смутить самого либерального, недогматичного исследователя. Среди суфиев были зороастрийские, христианские, буддийские и другие священнослужители, представители самых разных национальностей: персы, греки и арабы, египтяне, испанцы и англичане. К числу суфийских мастеров принадлежали теологи, бывший главарь разбойничьей шайки, рабы, солдаты, купцы, визири, цари и художники. Современному западному читателю хорошо знакомы только два из них – поэт и математик Омар Хайям из Персии и принц Абу бен-Адам из Афганистана, герой поэмы Аея Ханта «Абу бен-Адам, да увеличится племя его…»
В числе тех, на кого суфизм оказал непосредственное воздействие, можно назвать имена Раймунда Ауллия, Гете, президента де Голля, генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда.
Зачастую, создавая свои произведения под угрозой преследования инквизиции, суфии находили способы примирить свою практику с ортодоксальной религией и отстоять право на использование фантастических образов. Чтобы затемнить смыслы ритуалистических процедур или по необходимости скрыться под личиной простых компиляторов, они передавали из рук в руки манускрипты, в которых суфийское зерно можно было обнаружить, лишь обладая известными навыками. Они приспосабливали свои труды к различным странам, эпохам и темпераментам и, в зависимости от конкретных условий, подчеркивали в них важность аскетизма, благочестия, музыки и движений, уединения или общительности. Вне суфийских кругов доступными являются только те книги, которые ни в чем не расходятся с ортодоксальными воззрениями.