По щекам текли слезы, смех сменялся рыданиями, меня сильно знобило. С большим усилием я заставила себя успокоиться и подумать о чем-то постороннем.
Положение, в котором я находилась, напомнило мне недавно прочитанную статью о нестандартных развлечениях топ-менеджеров крупных компаний. Для получения острых ощущений, которых в их богатой и сытой жизни явно не хватало, они переодевались, гримировались и изображали бомжей и проституток, получая в избытке так недостающие в их сытой жизни острые ощущения. Агентства, специализирующие на организации корпоративов, стали предлагать желающим в последнее время даже «туры» в тюрьму на недельку-другую, где можно было похлебать баланду и поспать в отдельной камере на тюремной койке, размышляя о бренности жизни.
«Их бы на мое место!» — решила я, и, вытерев слезы краешком испачканной юбки, твердо решила прямо сейчас уехать из города.
Подошедший к остановке старенький автобус был абсолютно пустым в этот ранний час, не считая заспанной кондукторши, оглядевшей меня неприязненным взглядом. Наверное, глядя на мою грязную одежду и заплаканное лицо, она хотела мне сказать что-то обидное, но я заплатила за билет и присев на заднее сиденье спиной к ней, демонстративно отвернулась к окну.
Наконец мне пришла в голову здравая мысль.
Единственное место, где я могла реально спрятаться, одновременно сохранив связь с внешним миром, была психиатрическая больница для «хроников», главным врачом которой был мой сосед по лестничной клетке Слава Коротков. Мы дружили с ним с самого раннего детства, мне всегда было интересно и весело с ним. Он был старше меня на четыре года, но, тем не менее, мы долго были «не разлей вода», пока не повзрослели. Собственно говоря, родителям удалось уговорить меня выбрать медицинскую стезю только потому, что Слава там уже учился.
В медицинском институте Слава был лучшим студентом на потоке, круглым отличником, и с третьего курса начал посещать студенческий кружок на кафедре психиатрии. Но у его мамы-учительницы совсем не было связей в медицинском мире, и после окончания института, он был неожиданно распределен в маленькую психиатрическую лечебницу для хронических, то есть неизлечимых, больных. Лечебница эта, к слову, находилась даже не в районном центре, а практически в чистом поле, до сих пор отапливалась углем и представляла собой несколько деревянных бараков с маленькими окнами и унылыми решетками на окнах.
Вот здесь-то мой друг детства Слава, а сейчас уже Вячеслав Николаевич, и «горел, светя другим» последние семь лет. Не падал духом, писал научные статьи, внедрял новейшие методики и все-таки сделал «головокружительную» карьеру — его назначили главным врачом больницы после того, как его предшественник ушел на повышение в область. Ничего удивительного в том, что такого молодого доктора выдвинули на руководящую должность не было, так как желающих ехать в это захолустье не находилось. Дальнейшая Славина судьба была предопределена — прожить всю жизнь и умереть ему предстояло именно здесь, так как своей семьей он так и не обзавелся, а мама-учительница, настрадавшись в школе, тяжело болела, поэтому он ее перевез к себе, выделив отдельную палату. Впрочем, этим и ограничилось его «злоупотребление» должностью. К другой карьере Слава не стремился, потому что к своим подопечным — хроническим психам испытывал искреннюю любовь и сострадание, знал их всех по именам, и даже принимал участие в их дальнейшей жизни, если кому-то из пациентов выпадало редкое счастье выйти на волю.