Я посмотрел на Бильбо. На его лице росла двухдневная щетина, а веснушки были скрыты под кристаллами льда. Он оглянулся. Не было никакой необходимости что-нибудь говорить. До темноты оставалось меньше трех часов, и перспектива провести еще одну ночь на Фортуне была отталкивающей мыслью. Я был не единственным, кто задавался вопросом, сможем ли мы вообще спуститься с ледника.
В 16.30 по «зулусскому» времени, «Хамфри» снова вылетел с «Антрима», с грузом одеял и медикаментов. Это была последняя возможность добраться до нас до наступления темноты. Погода снова ухудшалась. Сражаясь с Фортуной, экипаж использовал радар вертолета и навигацию с точным расчетом, чтобы найти свой путь сквозь клубящиеся облака и свирепые катабатические ветры, которые угрожали сорвать его с неба и разбить о скальные гряды, возвышающиеся над краями ледника, как казалось, достаточно близко, чтобы коснуться их. Для экипажа это было все равно что вести машину ночью со скоростью 90 миль в час по улицам Манхеттена в густом тумане и без огней. Но благодаря умелому расчету, использованию имеющихся на борту технологий и стремлению держаться повыше, они нашли брешь в облаках и заметили под ними оранжевые надувные спасательные плотики.
Оснащенный тяжелым противолодочным гидроакустическим оборудованием, состоящим из электронных блоков, экранов радаров, гидравлических систем и лебедок, «Уэссекс» Mk.III был рассчитан на полет с двумя членами экипажа в кабине, с возможностью одновременного размещения трех или четырех пассажиров. В результате борттехник и наблюдатель начали запихивать нас в кормовую часть вертолета, как будто собирали китайскую головоломку. Я свернулся калачиком на полу рядом с хвостовым пилоном, а Бильбо сидел у меня на коленях. Он был с оружием, но без РПС.
Других укладывали как поленья, поверх людей, уже лежащих ничком на полу; у некоторых торчали из бортового люка руки и ноги. Одному из парней пришлось лечь поперек двойного сиденья наблюдателя и борттехника, а затем он превратился в человеческую подушку. Там не было места для нашего снаряжения и разгорелся спор о том, что экипаж разрешит нам взять с собой. Отказаться от своего рюкзака, РПС, пулеметов и личного оружия нелегко ни одному солдату, и у двери произошла короткая, но насыщенная дискуссия между борттехником и некоторыми парнями, все еще ожидавшими возможности попасть внутрь.
Борттехник сказал:
— Ребята, вы не можете влезть со своим снаряжением. Мы и так перегружены.
— Мы здесь это не бросим, приятель, — ответил кто-то.
— Ну, тут либо ты, либо твое снаряжение. Это последний автобус с горы и нам надо отправляться прямо сейчас. Тебе придется выбирать.