Учитывая поспешный расчет воздушной скорости/расстояния, у нас была только одна попытка. Если пилот ошибется, мы врежемся в кормовую часть корабля, превратившись в месиво из огня и осколков металла. Если мы промахнемся, то упадем в воду. Только самым везучим из нас, плотно набитых внутрь, удалось бы выбраться, а если бы и и удалось, мы не могли рассчитывать продержаться в ледяной воде более десяти минут без гидрокостюмов, надетых только на членов экипажа. По мрачным, застывшим лицам летчиков, мы могли сказать, что посадка будет рискованной и в эти последние несколько минут полета атмосфера в вертолете стала напряженной.
Через иллюминатор левого борта, я мог видеть белые барашки волн, проносящиеся над нами. Я наблюдал, как сокращается расстояние над ними, по мере того, как мы сближались с кораблем. Казалось, мы были в опасной близости от воды, когда в поле зрения появилась корма корабля. Я мог разглядеть офицера на летной палубе, отчаянно махавшего нам рукой. Мы приближались слишком быстро, угол был неправильным, и он приказывал пилоту прервать заход. Пилот его проигнорировал. Внезапно палуба рванулась нам навстречу, и мы с грохотом рухнули, сотрясая шасси.
Расчет на летной палубе бросились на вертолет, как муравьи, яростно принайтовывая «Хамфри» толстыми нейлоновым стропами. В одно мгновение я услышал, как заглох двигатель, так как была сброшена мощность. Внезапно, стало тихо. Первый человек спотыкаясь вышел на палубу, а мы с Бильбо ждали, пока расцепится куча людей между нами и люком.
— Черт бы меня побрал, — сказал Бильбо. — Это было чертовски безумно.
— Тут ты не ошибаешься, — ответил я. — Я никогда в жизни не был так чертовски напуган.
— Я тоже, — сказал Бильбо, — но теперь, Всплеск, ты можешь перестать меня обнимать.
— О да, извини, приятель, — сказал я, ослабляя хватку и мы направились к люку.
Седрик был там, чтобы встретить нас, вместе с Лоуренсом, который сказал в своей сдержанной манере:
— Спортивная посадка, парни.
Босс говорил мало, но он явно пересчитывал нас, когда мы пробирались на ангарную палубу, и на его лице было написано облегчение обеспокоенного командира.
Замерзшие, обмороженные и покрытые синяками, мы были распределены корабельной медицинской бригадой в кают-компании, которая была оборудована как пункт приема раненых. Облегчение хирурга сравнялось с нашим, когда он понял, что кроме наложения несколько швов, для тех кто в этом нуждался, одеял и горячего питья, его более сложные навыки не потребуются. Моряки были шокированы нашим внешним видом и тем, что нам пришлось пережить. Матросы отказались от своих коек, чтобы мы могли спокойно всю ночь отдохнуть, но не раньше, чем помощник баталёра корабля объявил по трансляции, что их вчерашний фильм, «Ястреб-мститель», будет повторен в честь тех, кого он ласково назвал «нашим озеленением», подразумевая нас.