Когда она только начинала «жечь негатив», то и не думала, что однажды пепел дойдет до самого горлышка. Однако это случилось, и Этель уже подыскивала новый сосуд для праха своих страхов и печалей.
Знает ли Ронда о том, что за баночка хранится в комнате ее младшей сестры? Догадывается ли, что часть пепла в чем-то посвящена и ей?
Ронда…
Этель сильно стиснула ручку и случайно, кончиками пальцев смяла края записки. Плевать. Все равно она и без того уродлива: неровная, рваная, продырявленная ручкой и пропитанная болью.
Как только Этель найдет спички или зажигалку, эта записка обратится в пепел. Этель не терпелось избавиться от нее как можно скорее, испытать облегчение, видя, как пламя пожирает ее боль, излитую на бумагу.
Новая боль – новый пепел. И уже все равно, что его Этель не сможет заточить в стеклянную баночку – темницу других переживаний. Пусть этот пепел развеет ветер. Только бы поскорее избавиться от давящей тоски и в привычном ритуале хотя бы внушить себе облегчение.
Кинув ручку в рюкзак, Этель всего на секунду оторвала взгляд от записки и вздрогнула, услышав резкий приступ чужого кашля. Сначала Этель подумала, что из-за того, что какое-то время смотрела в одну близкую точку, зрение ее обманывает. Она несколько раз моргнула, но видение не исчезло, и Этель широко раскрытыми глазами уставилась на мужчину, который торопливо шел по дорожке в сторону выхода из парка.
Никто не обращал на него внимания, будто не замечая огромных жуков, ползающих по незнакомцу. Он нервно пытался сбросить их с себя, но черные размером с кулак тараканы заползали в рот, пытались забиться в уши, нос и глаза. Насекомые ныряли под одежду, а те, что все-таки падали на землю, – хрустели, если мужчина наступал на брюшки, покрытые глянцевыми щитками.
Но жуков все равно было слишком много.
Мужчина зашелся булькающим кашлем. Он хрипел, задыхаясь, пока наконец не выплюнул жука. Тот, измазанный слюной, упал на землю, а затем снова бросился к несчастному и по штанине начал забираться вверх.
Этель трясло от отвращения и страха. Сердце безумно колотилось. От ужаса она забыла, как дышать, и ее легкие не впускали ни один вдох.
А люди просто проходили мимо, не обращая внимания на мужчину, откашливающего мерзких, неестественно огромных насекомых.
– Дядя болеет? – спросил какой-то мальчик, которого за обе руки в парк вели родители.
– Да, дядя простудился, – Этель не смотрела ни на кого, кроме того мужчины, но по голосу матери мальчика слышала – она улыбается. – Наверное, гулял под дождем без зонтика.
Этель передернуло. Неужели… Неужели никто не видит?!