– Эй! Тут есть кто?
Резко наступила тишина. Крысы замерли, а затем бросились врассыпную. Многие мчались прямо по Косте, обезумевшие от страха. Костя вертелся, размахивал руками, стараясь стряхнуть с себя серое крысиное месиво. Но они, точно огромная волна, захлестывали его с головой. Костя ощущал тысячи острых коготков, царапающих кожу, сотни цепких лапок, хватающих за волосы. Через несколько минут это сумасшествие прекратилось. И тогда Костя услышал приближающийся звук моторчика.
Уже через мгновение он бежал, как преследуемый лисой заяц. Мимо проплывали неясные очертания предметов: ошарпанный бок резного буфета, высокий комод со стоящим на нем телевизором, этажерка с расколотыми фарфоровыми статуэтками. Но Костя мчался, не разбирая дороги. Звук моторчика то наплывал, то отступал, заставляя сердце колотиться в бешеном припадке. В глазах потемнело. Появись перед Костей огромная расщелина, он не заметил бы ее и на полной скорости загремел бы вниз.
Крыс не было слышно, они поспешили убраться от того, кто вызывал первобытный ужас у Кости. Забились в свои длинные норы, залезли в буфет, наполнили собой комод. Костя бежал так, как никогда на уроках физкультуры, которые у них вела мужеподобная Татьяна Алексеевна по прозвищу Шкаф. Шкаф ненавидела весь мужской пол и особенно измывалась над ребятами на своих уроках, заставляя заниматься по полной программе. Тем, кто не справлялся, она давала обидные прозвища. Ребята платили ей взаимной нелюбовью, но сейчас Костя был благодарен Шкафу – если бы не она, он давно бы сдулся, и тот, с моторчиком, уже настиг бы его.
Под ноги бросилась крыса, и Костя навернулся со всего маха. Он больно ударился грудью о пол и секунду приходил в себя. А затем вскочил и заозирался: нет ли поблизости того, с моторчиком? Стояла тишина, когда все, вне зависимости от того, живые они или мертвые, играют в кошки-мышки. Диван со сломанной пружиной не скрипит, секундная стрелка висит на одном месте, маятник замирает, не завершив обратный ход. И даже половица не охает, когда на нее ступают всей тяжестью тела. Все ведут себя тихо-тихо, как мышка. Или как крыса, притаившаяся на дне комода под стопкой отсыревших полотенец.
Костя превратился в памятник самому себе. Появись сейчас бездомная собака, надумавшая задрать заднюю лапу, он бы и глазом не моргнул. Главное – не шевелиться, потому что этой мертвой тишине Костя не доверял. За ней может притаиться кто угодно, тот, кто оказался хитрее и смог приглушить звук моторчика, чтобы подобраться поближе.
Минуты медленно текли одна за другой, как полноводные воды черного Стикса. Где-то на берегу неподалеку Костю ждал неподкупный Харон, кутаясь в ветхое рубище, чтобы отвезти на другой берег – к мертвым. Костя явственно представлял мрачную пещеру с доносившимися из нее приглушенными стонами, реку, купание в которой дарило неуязвимость смельчаку. И старика, чья внешность так обманчива. Но Косте нечем заплатить за перевоз – его глаза не прикрыты двумя медяками, а потому он лучше останется на этом берегу. Туман надежно скрывал Костю и от сурового перевозчика, и от крыс, и от существа с моторчиком.