Она пришла, благоухающая какими-то свеже-морозными духами, в роскошной песцовой шубке, улыбающаяся и помолодевшая.
— Ну, здравствуй, что ли…
— Проходи. Раздевайся.
— А шубу ты у меня не примешь? Куда же подевались твои хорошие манеры?
— Э… Видимо, с утра не загрузил как основную задачу.
— Это должно быть по умолчанию.
Нет, шутит она также. Как настоящая Аня.
— Виски, коньяк?
— А у тебя ещё и содовая имеется?
— Вообще говоря, ни первого, ни второго, ни третьего.
— Зачем же предлагаешь?
— Традиция.
— Вижу, ты ничуть не изменился. Кстати, хотела спросить, о том нашем разговоре. Ты так и не перезвонил.
— Ты пришла спросить, что я имел в виду? Считай, что это издержки напряжённой работы.
— Не думаю, ну, да ладно. Наливай.
— Так сразу? Расскажи мне, как Маша.
— Учится, почти на одни пятерки. А я тут сильно болела.
— Сочувствую. Хорошо, сейчас гляну, что завалялось в холодильнике.
— Ты так не беспокойся, помнишь, как раньше? Поджаренный хлебушек, и нам было хорошо, — она вопросительно взглянула.
— Хлебушек, говоришь. Три корочки хлеба, может, и есть, — озадаченно пробормотал он, отправляясь на кухню.
Чёрт бы меня побрал с этими галлюцинациями! Кажется, это настоящая Аня. А та, что умерла в избушке, её фантом? Но взгляд я не мог перепутать. Ничего не помню, о чем мы с ней говорили. Тогда я был абсолютно уверен, что она настоящая. Нет, все-таки пора вести уже какой-то правильный образ жизни, может, мне вообще те события приснились? Надо ещё что-то спросить, не знаю, как ещё проверить…
— А гитара все та же, — тихо перебирая струны, Аня сидела в кресле, откинувшись назад.
— Да, все та же.
— Сыграй мне что-нибудь. Помнишь, ты мне сочинил мелодию.
Саня вздрогнул. чёрная грива волос, карие глаза, меняющие свою насыщенность от освещения. Он почувствовал тёплую волну, поднимающуюся в его груди от ощущения, что перед ним сидит человек, роднее которого не бывает. Её взгляд был прозрачным, словно он смотрел на песчаное дно лесной речки. Янтарные переливы слегка колышущейся водной глади. Губы чуть сжаты, будто боятся раскрыться в улыбке. Правая рука замерла над струнами. Молчание. Энергичное встряхивание головой с откидыванием пряди упрямых волос назад.
— Ну, я не настаиваю, если ты не помнишь.
— Отчего же, — глядя ей в глаза, он взялся за гриф рукой и медленно потянул гитару на себя.
Больше не смотреть на неё. Всё уже давно прошло и заросло былью. И не к чему всё это. Он сосредоточенно нащупывал аккорды, пальцы после долгого перерыва не хотели изображать виртуозную игру, где-то сфальшивил, где-то позабыл.