Молодой солист предлагал зрителям подняться на сцену и танцевать. К своему удивлению, Коля увидел, как Женя выходит вместе с остальными зрителями и улыбается Коле. Женю окружали молодые девочки, которые радостно извивались вокруг него, сверху сыпалось конфетти, по залу летали воздушные шары, все кипело молодостью, радостью и весельем. Коля вышел в проход, и стал медленно приближаться к сцене. Он не заметил, что одновременно с ним из зала поднялось несколько молодых людей, которые контролировали каждый его шаг. Только Женя быстро оценил ситуацию, резко дёрнулся и побежал куда-то за кулисы. Коля вспрыгнул на сцену, но веселящиеся люди мешали ему, будто нарочно задерживая его движение, потом он запутался в какой-то ткани и выругался про себя. Оперативники расталкивали танцующих, из-за чего на сцене произошла самая настоящая свалка.
Коля все-таки прорвался за кулисы, с удивлением ощущая знакомый и родной запах театра и удивляясь нереальности происходящего. Он бежал по коридору, толкая поочередно все двери. В конце коридора мирно сидела вахтёрша и вязала носок. Сбивчиво говоря, он пытался выяснить, не видела ли она кого-нибудь, кто пробегал по коридору. Но вахтерша взглянула на него из-под своих очков, которые выглядели как пенсне, и с некоторым презрением ответила, что ничего не видела, чего она, впрочем, и не обязана делать — контролировать, кто ходит по коридору, а кто нет…
На выходе из театра стояли оперативники и тихо переговаривались, куря и сплёвывая от досады. Они посмотрели на выходившего Колю, и один из них быстро набрал номер на мобильном телефоне.
— Да… упустили. Да нет, этот живой. Понял… Отбой.
«Мы — птицы, сложившие крылья.
Мы — слепки умершего танца.
Манил нас солнечный Ирий,
Но мы предпочли остаться.
И связан веревкой земною
Надорванный голос бессилья.
О Боже! Останься со мною.
О Боже! Как слаб и плаксив я,
Сложивший оружие-крылья,
Поддавшись безумству слепому…
Лицо белой тканью закрыли…
И ангелы вздрогнули, вспомнив,
Мое оперенье из снега
На матово-розовой коже…
Лишь ветр, задыхаясь от бега,
Срывает шляпы с прохожих».
…Он написал это, когда убили Сурковского, думал Лёня, бредя по усталому городу. Незадолго до этого Сурковский вышел на сцену практически голым, со сложенными ангельскими крыльями за спиной. В первом ряду сидела председатель местного комитета по культуре, дама лет сорока, с правильными жизненными установками. При виде переливающегося под светом прожекторов голого тела ей стало плохо, и она встала и неуклюже попятилась. Сидящие сзади приглашённые по «халявным» билетам товарищи предпочли не шикать. Наутро в кулуарах обсуждали низкий моральный облик Сурковского и высокую нравственную чистоту председательши.