– Ты говорила, что вы привезли в Суго саке. – Юкия не обратил внимания на слова девушки и продолжал, не меняя тона.
По документам было ввезено саке. Но в Суго после трагедии не осталось ни одного кувшина с напитком.
– Конечно! В ту ночь всё и выпили!
– Саке с двух подвод?
– Да! Редкий сорт, мы закупили его в Тюо специально к пиру. Все очень радовались!
– И когда ты выпила его, тебя одолел крепкий сон. Так ты сказала при нашей первой встрече. Ты пила на пиру то самое саке, которые вы привезли?
Видимо вспомнив собственные слова, Коумэ ойкнула и прижала руки ко рту.
– А выпив его, ты крепко проспала почти целый день. Лекарь сказал, что в напиток, возможно, подмешали какое-то снадобье.
Если в саке действительно добавили снотворное снадобье, то и все остальные пировавшие должны были впасть в глубокий сон. Не пили только дети, а взрослые жители северных земель – любители захмелеть – из-за снадобья уже не могли себя защитить. И если в этот момент напали обезьяны, все прошло легко, без сопротивления.
– Я сказал, что кувшинов с саке не было. А вот кувшины с другим содержимым мы нашли. Как ты думаешь с чем? – спросил Юкия.
Коумэ, все так же глядя на него широко раскрытыми глазами, ничего не ответила.
– В них хранили порубленных на кусочки и засоленных несчастных жителей Суго, – яростно продолжал Юкия.
Здесь Юкия впервые дал эмоциям волю. От его крика Коумэ испуганно отступила.
– Конечно, очень эффективный способ: привезти в деревню саке с сильным снотворным, засолить тела выпивших его жителей, сложить их в опустевшие кувшины…
– Прекрати… – тоненьким голоском попыталась остановить его девушка, но Юкия не обратил на это внимания и продолжал безжалостно наступать на нее.
– А затем опять закрыть кувшины крышкой и вернуться с ними в Тюо. Никому из путников и в голову не придет, что внутри не саке, а ятагарасу. И подводы торжественно едут по общей дороге.
– Перестань, не надо!
– А глупым благородным воронам достаточно дать взятку. Таким образом вы могли бы привезти засоленные тела в Тюо без всякой проверки. Конечно, что тут поделаешь, ведь виноват забывший о собственном долге благородный ворон, которому и в голову не пришло, что в кувшинах – его соотечественники.
– Прекрати, прошу! – закричала Коумэ, закрыв уши руками и скорчившись.
– А что тебе не нравится? Ты ведь ни при чем. Ты лишь сделала то, что делали все. Можешь гордиться собой.
– Прости. Я правда ничего не знала. Мне действительно казалось, что отец и те двое вели себя странно. Но это все. Я же спала! Я ничего не видела, – с плачем оправдывалась Коумэ.