Он был в числе предателей, которые подали Ивану Фридриховичу заявления о зачислении их в дедковскую полицию. Когда партизаны освободили город, всех этих выродков арестовали. Как же недоглядели за этим оборотнем?
Сейчас всё зависело от того, что знал этот негодяй об Иване Фридриховиче и почему он привёл фашистов в дом Лукерьи Ильиничны?
Офицер щёлкнул пальцами, и жандармы поспешно скрылись за дверью.
— Всем смойтрейт! — ещё раз щёлкнув пальцами, приказал офицер.
Жандармы втащили тело Ревка.
Лукерья Ильинична пошатнулась. Зина всё видела в щёлочку занавески и даже задержала дыхание, чтобы не вскрикнуть, не выдать себя.
— Кто? Кто он?.. Кто знайт бандит? — Офицер в упор смотрел на Ивана Фридриховича.
— Простите, тут какое-то недоразумение, — сказал Иван Фридрихович по-русски, видимо, чтобы понял Подсадила. Потом он перешёл на немецкий язык.
Иван Фридрихович вынул платок и бумагу, выданную Черепом — Клюге, протёр пенсне и, положив платок на стол, протянул своё удостоверение офицеру.
— Липа это, герр лейтенант! — рванулся к офицеру Подсадила. — Это партизан! Я сам видел его в партизанском штабе вместе с вот этим комсомольским секретарём!.. — Злобно крикнул Ивану Фридриховичу: — Думал меня чекистам отдать, да сам же со своим комсомольским коммунистом и попался! Десятерых уложил твой коммунист, а сам живым не дался. Но ничего, они его и мёртвого вместе с тобой вздёрнут на виселицу!
Офицер заложил руки в лайковых перчатках за спину.
— Значит, этот человек вы никто не знайт? — показал он на Ревка. — Тогда другие будут знайт. А фас будет вешайт.
И офицер приказал Ивану Фридриховичу следовать за жандармами.
— Господи! — всплеснула руками Лукерья Ильинична, когда все вышли из комнаты. — Мой младшенький, Федя, был его дружок. Ревок, значит, в Дедкове по комсомолу, а мой здесь, в Любезне… У нас часто бывал. И вот как свиделись с тобой, родненький, в последний раз…
Лукерья Ильинична заплакала и обняла Зину.
— Как же я-то могла о тебе плохое подумать?
Зина тоже заплакала. Но тут же вскочила и взяла со стола платок Ивана Фридриховича. Из платка выпал бланк, заполненный на Гертруду Готман. Она схватила бумажку и подумала: «Это Иван Фридрихович нарочно оставил. Он меня спас. Теперь я одна могу довести дело до конца».
К дому снова направились солдаты.
— Раус! Выходи! — крикнул один из них, стукнув в окно.
— Сиди, не выглядывай! — приказала Зине Лукерья Ильинична, закутываясь в платок. — Если что, мешок с деньгами в погребе.
Зина шмыгнула в соседнюю комнату. Она выглянула из-за шторы на улицу. На дороге стояли сани.