Это повторялось снова и снова. Затем на рассвете мой пасынок, который долгое время живет в Индии с семьей, разыскал меня, чтобы помочь сесть в самолет. Я спросила его о детях, сказав, что пронзительный крик совсем не типичен для младенцев на Западе. Он сообщил мне, что уже перестал это замечать, но подтвердил мое наблюдение, сказав, что такое поведение абсолютно обычно. Он объяснил, что в Индии всегда было так много людей, которые могли присматривать за детьми и держать их на руках, что они привыкают к тому, что о них заботятся разные люди. Но ребенок с большим количеством опекунов все еще реагирует на отсутствие матери. Действительно, отчаяние при расставании и мгновенный выход из этого состояния были гораздо острее, более интенсивными, чем в ситуациях, когда мать является более или менее единственным опекуном. Почему?
Прежде чем прокомментировать это, я расскажу второй, менее яркий случай. Размышляя о работе Джона Боулби, я поняла, что она сопровождала меня всю мою жизнь. Частично я могла бы объяснить это общей распространенностью «боулбизма» в то время, когда я росла в 1940-е и 1950-е годы в Северном Лондоне; хотя я никогда не сталкивалась с ним лично или профессионально, я была знакома с его близкими коллегами, друзьями и родственниками. В маленьком мирке интеллигентов северной части Лондона моя дочь дружила с его внучкой, а я училась в школе с его будущей невесткой. Конечно, тогда я этого еще не знала! Кроме того, я поняла, что, хотя у меня были такого рода пересечения с Боулби, я очень нервничаю, когда думаю о его работе. Я чувствую, что неправильно поняла его. Я проследила свое беспокойство до того момента, как несколько раз в прошлом меня довольно решительно «осаждали», когда я публично говорила что-либо о его работе: один раз это произошло в дни моей беззаботной юности, когда я с позиций классического феминизма высказалась против его требования круглосуточного материнского ухода; затем во время обучения в Институте психоанализа, когда я выразила мнение о недооценке того освобождающего воздействия, которое оказывает на детей воспитание в учреждениях; и наконец недавно в Кембридже этолог Роберт Хинде, один из самых важных источников вдохновения для Боулби и его интеллектуальный соавтор, выразил возражение в связи с моим высказыванием о том, что Боулби говорил о «бессознательном», что непонятно в любом контексте.
То, как связаны два эти эпизода, я поняла только после моего маленького откровения. Моя феминистская реакция на Боулби, сформировавшаяся в 1960-х годах и впервые опубликованная в 1966 году (Mitchell, 1966), была типичной реакцией женщин, протестовавших против «Загадки женственности» (Friedan, 1963), которые обвиняли Боулби в послевоенном сокращении роли женщины до семьи и материнства. Социальный психолог Венди Холуэй описывает эту реакцию следующим образом: «Женщины продемонстрировали способность выполнять мужскую работу во время войны, а