Сиблинги вызывают ревность, ответом на которую является желание убить. У ребенка это желание вполне сознательно, оно становится бессознательным, когда он понимает, что это запрещено. Со временем ребенок понимает также, что если не убьет он, то скорее всего, не убьют и его. Это осознание достигается в латеральной игре, и игра также создает и вводит в действие правила, которые гарантируют, что убийство либо станет бессознательным, либо будет направлено в законные каналы – «право на убийство». Интроецированное насилие травмы само по себе не становится бессознательным: травму, по определению, нельзя репрезентировать, ее можно воспринимать только как дыру внутри или насилие над собой или другим, пока ее последствия не будут смягчены. Поскольку травма не может быть репрезентирована, нет репрезентации того, что она может быть интернализирована как бессознательный процесс, поэтому и нет способа извлечь ее из бессознательного, поскольку она не является бессознательной. Таким образом, «дыра», или травма, технически является гипотезой, выведенной из поведения или симптомов. Это означает, что необходим комплексный взгляд на психосоциальное взаимодействие. Например, младший ребенок также может интроецировать насилие старшего сиблинга, а затем ему потребуется экстернализировать его в других; так что можно ошибиться в выборе того ребенка, которому необходимо лечение.
Ричард, эвакуированный ребенок, которого Мелани Кляйн лечила в 1941 году (глава 5), на своем рисунке зачеркнул биплан, обозначив этим факт того, что он был сбит. Он сказал миссис Кляйн, что нарисовал самолет в качестве репрезентации своего брата Пола. После этого сразу же он испытал тревогу по поводу своей враждебности и начал противоречить сам себе: он объяснил, что его старший брат был солдатом и мог действительно быть убитым, но самолет, который он нарисовал, был его дядей Тони, которого он не любил. Мелани Кляйн пояснила, что дядя Тони был его плохим папой. Может быть, и так, но что случилось с Полом? Анализ повторил, а не интерпретировал желаемое и страшное уничтожение Пола; если усилия Ричарда по экстернализации его страха быть убитым старшим братом останутся незамеченными и он захочет его смерти, эти усилия продолжатся на фоне сохраняющегося страха смерти. И в любом случае зачем, как обычно поступают, давать вертикальные объяснения латеральным переживаниям, когда в них достаточно сексуальности и проявлений влечения к смерти, чтобы не переносить их в вертикальное измерение, где они соответствовали бы требованиям бессознательных репрезентаций родителей или их заместителей. Конечно, Ричард вполне осознает, что он ревнует, но он не знает ни глубины своей паранойи, ни одного из ее вероятных, достаточно очевидных источников. Если травма возможного уничтожения может стать сознательной благодаря осознанию идей, репрезентированных вызванными ею эмоциями, то это значит, что ее можно преодолеть, по крайней мере, в настоящее время.