После сна о двух Я пациент Биона просыпается, переполненный гневом и ужасом. В фильме Сиодмака «Темное зеркало» (1946) Оливия де Хэвилленд играет Рут и Терри, однояйцевых сестер-близняшек. Рут красивая, добрая и любимая, а Терри ревнивая убийца. Психолог в фильме рассказывает нам о взрослых близнецах, одна росла на западе, а другая на восточном побережье Соединенных Штатов, и у них в один и тот же день вырвали зуб. Одна сестра – профессор университета, другая отбывает тюремный срок. Хотя в детстве близнецы могут идти по пути дифференциации, на самом деле нет никаких доказательств того, что в итоге один становится хорошим, а другой плохим. Я считаю, что, когда кто-то слишком похож на другого, мы, зрители, преодолеваем дилемму, выискивая грубые различия. Когда умирает тот, с кем была идентификация, реальность затрудняет понимание того, что мы работаем с проблемой через фантазию: проблема, действительная или воображаемая, становится смертью; темное зеркало, в котором нет отражения, означает смерть.
Если есть два Я, как может быть одно, – нет ли шутки в страшном сне: у нас ведь есть два глаза? На лакановской «стадии зеркала» мать направляет ребенка к зеркалу, в котором его дезорганизованному Я предлагается целостный гештальт. Мать, согласно Винникотту, отражает истинного ребенка для него самого. Оба игнорируют активную роль другого ребенка, на которого смотрят, который похож на меня, но, если посмотреть со стороны, и отличается от меня. Когда малыш ожидает рождения ребенка, он ждет повторения самого себя; когда ребенок рождается, он во всех отношениях превышает ожидания, это превышение и есть травма. Но если это превышение преодолевается, то малыш, увидев нового ребенка как ребенка, создает условия, в которых этот ребенок сможет видеть себя: для обоих детей два Я станут Ты и Я. Близнецам или в случае смерти сиблинга достичь этого сложнее.
Обсуждая это разделение на два Я, слишком легко сделать одно Я хорошим, а другое плохим; позже Я станет хорошим Я, а Ты – плохим, и это будет картина войны. Бион отмечает, что его пациент проявляет жестокость в тех случаях, когда он должен был быть сексуальным. Я бы сказала, что для сиблингов условием сексуальности является жестокость, связанная с преодолением себя и другого, и наоборот. Я люблю себя, я буду любить сиблинга как самого себя, мой сиблинг – это не я, я должен любить моего сиблинга как другого, который похож на меня. Таким образом, я подвергаю риску свое уникальное, грандиозное Я: если повезет, я могу увидеть себя со стороны моего сиблинга. Гнев и насилие связаны с преодолением травмы, которая требует перехода от нарциссизма к объектной любви, от собственной значимости к самооценке, от выбора между тем, чтоб убить и чтобы быть уничтоженным, с одной стороны, и терпимостью к себе и другим, чувством собственного достоинства и уважения к другому, с другой стороны. Когда субъект становится объектом внимания другого, и я, и другой оказываются доступны пониманию. Однако жестокость по отношению друг к другу и инцест порождают одни и те же проблемы.