Пришел вечером Карпо с работы, узнал о беде, рассердился на жену. Обругал скверными словами, а потом хлобыстнул ее резиновой маской. Молчит Ульяна — чувствует свою вину, глаза только закрыла, чтобы не выхлестал. А Карпо не успокаивается, ярится, схватил поросенка за задние ноги, замахнулся, но не ударил, сдержался. Взял лопату, пошел в концы огородов закапывать.
В воскресенье Карпо поехал в город на базар и купил там другого поросенка. Дотемна в посадке сидел с ним, кормил, за ухом чесал, а когда стемнело, незаметно огородами пробрался к потайному свинюшнику и пустил туда притомившегося за день кабанчика.
— Иди, гуляй, да сало потолще нагуливай. Можа, ты будешь удачливый… — и, перекрестив его, закрыл тайник.
Карпу без поросенка никак нельзя.
Карпо оказался прав: вскоре все переменилось, и он перевел подпольного поросенка на полноправное жительство в сарай. Перевел открыто, гордо, даже будто с вызовом кому-то: вот, мол, говорил вам, и вышло по-моему… И вырос этот поросенок на удивление удачливым. Право, не знаю, что тут сыграло большую роль — то ли легальное положение и наступившее вольготное поросячье житье, то ли сытые харчи, то ли особый хозяйский догляд, а только вымахал этот кабан небывалых размеров.
К тому времени я уже не жил в поселке и бывал там лишь в редкие свои наезды. Один из них и пришелся как раз на последние дни жизни этого кабана. Поэтому знаю о нем не из чьих-то рассказов, не понаслышке, а сам все видел.
Карпов дом в тот день походил на муравейник. Приехал Никита с женой и детьми. Он жил и работал на руднике. Жена его простая, спокойная, безо всяких претензий женщина, вела себя у свекрови как дома: знала, «за что хвататься», то есть знала, что делать, называла Ульяну мамой, а Карпа папой, и, видать, старикам она очень нравилась.
Пришла свояченица Марья с сыном. Она давно уже замужем и живет отдельной семьей. Муж у нее поездной мастер, хотел по такому случаю отпроситься со службы, но, наверное, не удалось; ушел утром на работу и не вернулся. Так Марья толком и не знает — придет ли. Может, только вечером, к свежатине поспеет.
По такому случаю были дома и младшие Карповы дети — Глаша и Петро.
Одним словом, народу собралось много, но разговор идет редкий, не обязательный. «Семь лет не виделись, а встретились — говорить не о чем». Однако не только в этом дело, все ждут, ждут того главного, ради чего пришли. А оно не начинается.
Карпо выбрит, в клетчатой синей рубахе сидит за столом торжествен и с виду спокоен. На самом деле он волнуется, поглядывает в окно, на часы: ждет ветеринара. Без ветеринарного осмотра резать поросенка нельзя.