2) Чернобыльцы не молились перед крестом – даже восьмиконечным, – если на нем не было изображено распятие Христа.
3) Они верили безусловно, что конец мира близок.
4) Они не молились за царя и всю его семью. Произношение молитв за царя, установленных Синодом, они считали изменой истинной вере.
5) Они считали самым большим грехом бритье бороды. Для них погибшим человеком был тот, кто по требованию властей был вынужден отказаться от ношения бороды, находясь на государственной службе. Вина считалась равно тяжкой, если он склонил к этому другого.
6) Чернобыльцы не принимали в свою среду людей, имеющих паспорта, уничтожали этот документ, считая «знаменем Антихриста».
Благодаря своему влиянию чернобыльцы подчинили себе старообрядцев, проживающих на довольно значительных пространствах Речи Посполитой, и тем самым замедлили процесс возвращения старообрядцев в Россию, к чему призывала их Екатерина II [Иоаннов 1855: 61–64; Макарий 1855: 313]. Кроме того, принципы вероучения, провозглашенные чернобыльцами, значительно сблизили их с филипповцами и федосеевцами. Находясь в окружении беспоповцев и не имея собственных священников, чернобыльцы со временем сами становились беспоповцами, переходя к федосеевцам или филипповцам.
Издание Екатериной II в 1762 г. манифеста о терпимости, а затем последовательная отмена многих действующих указов Петра I, направленных против раскола, положили начало новому разделу в истории старообрядчества в России [Любомиров 1924: 98–99; Ивановский 1889: 237–238]. Когда в 1764 г. старообрядцы получили официальное разрешение на вступление в купечество, многие из них стали селиться в больших городах, в частности в Москве. Благодаря взаимопомощи, старообрядцы в очень короткое время стали играть все более важную роль в торговой и промышленной жизни России. Зажиточные старообрядцы принимали на работу на свои предприятия значительное количество приверженцев старой веры, преимущественно беглых крестьян, благодаря чему они также стали селиться в городах [Щапов 1859: 292–292].
В 1771 г. в Москве во время эпидемии чумы Илья Ковылин (1731–1809) – владелец нескольких подмосковных кирпичных заводов – под предлогом карантина организовал мощную общину федосеевцев, именуемую Преображенским кладбищем, которая со временем стала основным центром этого согласия [Рындзюнский 1950: 190–191; Dębiński 1910: 47–48]. В том же 1771 г. подобный центр под названием «Рогожское кладбище» в Москве организовали поповцы [Абрикосов / Королев / Тюлин 1956: 3]. Третьим по величине центром старообрядцев в Москве стала «Монинская моленная» Поморской общины, в которой, в отличие от федосеевцев, признавали браки приверженцев старой веры и молились за правящего царя [Вишняков 1865: 1048; Попов 18696: 13—186; Рындзюнский 1950: 217–218].