— А инструменты? — спросил Верхолазов.
— Травку дергать инструменты не нужны, — отрезала она, отошла в тенек и устроилась на скамеечке обмахивая мокрое от пота лицо руками.
— Ой, ну отлично... Я вчера только ногти накрасила... — Коровина со вздохом опустилась на корточки рядом с первым кустиком и вырвала одну травинку двумя пальцами.
— Девчачья какая-то работа, — буркнул «сын степей» Мусатов. — Я думал, может копать чего надо...
— Ирка Шарабарина в прошлом году им три куста сломала.
— Ага, и ее потом к начальнику лагеря таскали и выговор объявили на отрядной линейке.
— Ну и что, зато не гоняли больше на эту каторгу!
— Могли вообще выгнать.
— Ой, да ладно! Она же не клуб подожгла, как Мурашов в том году.
— Да не поджог он, он опыт проводил. С линзами!
— И выперли его вместе с его опытами!
Постепенно все рассыпались между кустами и принялись рвать траву. Занятие это было такое себе. Солнце, уже поднявшееся на приличную высоту, немилосердно палило. Роящиеся вокруг мошки лезли в глаза и рот. Трава сопротивлялась и вырываться с корнем совершенно не хотела, а долбаные пионы норовили осыпаться, стоило только задеть куст. И каждый раз, когда это происходило, со скамейки раздавался окрик Зинаиды. Что-то про «Аккуратнее, ребятишечки, надо уважать чужой труд».
Минут через десять мне казалось, что я занимаюсь этим бессмысленным занятием уже часа два, а фронт работ особенно меньше от наших усилий не становился. Пальцы очень быстро стали зелено-черными и покрылись неглубокими порезами. Да уж, ничего себе трудотерапия. Даже начала бродить мысль о рабоче-крестьянском бунте.
— Вообще-то тут в заборе есть калитка, — сказал Мамонов, выглядывая из-за куста пиона. — Мы в прошлом году постоянно сюда бегали кино смотреть после отбоя. А один раз нас сторож застукал. С ружьем. Он пальнул в нашу сторону и промазал. А на деревья залезли и начали его яблоками обстреливать тоже.
— Ой, отвянь, Мамонов, враки все это! — отмахнулась Коровина.
— А то ты про калитку не знаешь, — встрял Марчуков. — Ты у нее Шарабарину свою караулила!
— Да закрыли сейчас калитку эту, там такенный замок, я сам видел.
— Что ты сказал про Шарабарину? — Коровина гневно выпрямила спину.
— Что она бегала сюда к кому-то, а ты ее покрывала!
— Да у нее здесь брат отдыхал!
— Конечно, к братьям всегда после отбоя надо бегать. И втайне от вожатых, — ухмыльнулся Мамонов.
— Заткнись, Мамонов! — прошипела Коровина.
— Вроде парни, а сплетни собираете как бабы на скамейке, — негромко проговорил я. Меня уже бесили эти мошки, эта трава в сухой земле, и пионы эти дурацкие тоже бесили. Всегда ненавидел сельхозработы, когда бывшая жена начала ныть про дачу, мы поссорились просто до небес.