Пётр Пантелеевич даже представить себе не мог, насколько провидческими окажутся слова Синельникова.
* * *
Прошло десять лет. За окном была уже другая страна. Для Петра Пантелеевича многое в ней было чуждо и неприемлемо. Но ему теперь всё равно – он стал пенсионером. Нынче о трудовой копейке ему заботиться не надо, он заработал себе на достойную старость. За городом он построил себе трёхэтажный коттедж с лебединым озером. Начал строить ещё при СССР, хорошо, что вложил туда все свои сбережения, а то бы всё пропало. Приходилось вкладывать новые и новые средства, так как дом требовал постоянных вливаний. Он оборудовал «птичий двор», где было много несушек – всегда к столу свежие яйца, была корова – молоко, сметана, сливки. Завёл пасеку с ульями, освоил профессию пчеловода. Был небольшой участок земли, где можно было посадить кое-что из корнеплодов, овощей, рос фруктовый сад, а перед домом расположилось озеро, куда они с женой запустили лебедей.
Большой дом было сложно обставить. Но за несколько лет Семешко справился и с этим. Все комнаты были роскошно обставлены мебелью, везде ковры. Пётр Пантелеевич купил компьютер, научился на нём работать.
По вечерам, сидя с женой у лебединого озера, они с улыбкой говорили, что стали помещиками. Их такая жизнь устраивала. Они достойно прожили жизнь и заслужили спокойную старость. Вырастили двух сыновей, которые, в отличие от родителей, с воодушевлением восприняли реалии новой жизни. Володя открыл туристическое агентство, Миша – большой супермаркет. Оба, понятное дело, не бедствовали, помогали родителям, большие суммы давали на строительство и благоустройство загородного дома. Одно огорчало родителей: их сыновья строили свою жизнь по-новому, по-капиталистически. Это значит, что они не торопились обзаводиться семьями, все силы отдавая бизнесу. Им постоянно не хватало времени и сил на личную жизнь, а их родители так ждали внуков…
Пётр Пантелеевич, узнав историю своего появления в семье Семешко, так и не смог продолжить поиски самого себя. Он не знал ни своего настоящего имени, ни родного города, ни того, кто мог его ждать в Германии. Он не помнил даже немецкого языка. Он попытался было записаться в организацию этнических немцев, живущих на Украине «Wiedergeburt», ходил на собрания, где пели песни на немецком языке и танцевали народные танцы. Он рассказал там свою историю, просил передать её в Германию – вдруг там кто-то его ищет? Но то ли ему не поверили, то ли сыграло роль то, что он не мог назвать ни имени, ни фамилии, ни города, и потому сам не знал, кого он ищет – вообщем, его обращение не имело успеха. Прошло время, ответа не было. Никто его не искал. Хотя, может, и искали, но человека с конкретным именем и прошлым, а Пётр Пантелеевич ничего этого не помнил. Он перестал ходить в немецкое общество. Хотя иногда где-то в сердце покалывало – а всё ли он сделал для поиска своих немецких родственников? Ему казалось, что не всё. Но что он мог ещё сделать?… Всё, что было в его силах, он сделал. Всё остальное – выше его возможностей.