– Вы говорите по-английски, – услышал он в ответ, – а имя и фамилия у вас русские. Вы из России?
– Мои предки из России. А я родился и вырос в Лондоне. Так что я, наверное, уже англичанин.
– Жаль. А то я думал, что встретил земляка. Я, правда, не из России – с Украины. Всё это бывший Советский Союз. Но вы, наверное, от родственников наслышаны о нашей стране. Они, наверное, вспоминают о своей жизни на родине.
– Нет, вы знаете, мы слишком далеки и географически и духовно от исторической родины. В нашей семье только дед помнит Россию, воспоминания у него не самые радужные, но особых подробностей не знаю – мы с ним почти не контактируем. У него сложный характер.
Незнакомец вежливо улыбнулся.
– Понимаю, – кивнул он. – Семейные дела. А я ещё не представился? Александр Беляев, предприниматель из Херсона. Это город на Днепре. А ваши предки где жили?
Владимир неуверенно двинул плечами.
– Вроде бы в Петербурге. Но у них было поместье, где-то на юге. Последнее время они жили там.
– Случайно, не в Херсонской губернии? Это был юг Российской империи.
Владимир опять пожал плечами.
– Не знаю, – беспомощно ответил он и впервые в жизни почувствовал себя неловко оттого, что никогда не интересовался историей своей семьи.
Разговор незаметно перешёл в другое русло. Беляев рассказывал о том, как живёт его страна после распада Советского Союза. Картина была мрачной, удручающей. Это обстоятельство, а также то, что Владимира ни в коей мере не интересовала политика, да и экономическое положение слаборазвитых стран тоже, наводило на него уныние. Он слушал лишь из вежливости. Когда он почувствовал, что едва сдерживает зевоту, Беляев перешёл на русский язык:
– По-русски-то вы хоть говорите?
– Да, конечно, – ответил Владимир на русском языке. А далее на чистейшем русском стал болтать о каких-то пустяках, обо всякой ерунде, лишь бы не возвращаться к политике. Он уже понял, что Беляев ничего интересного ему не скажет, а значит, пора прощаться, чтобы не тратить время даром. Только вот никак ему не приходило на ум, чем же закончить разговор, как подвести его к финалу.
– Я рад, что вы знаете язык, – сказал Беляев и задумался. – Знаете, Владимир, а ведь я смогу вам помочь. Я дам вам маленькую зацепку для сюжета, а вы уж используйте её, как сумеете. Если, конечно, вас это заинтересует.
Владимир приготовился слушать, но как-то больше из вежливости.
– Я ведь не всегда был «купи-продай». Моя основная специальность – археолог. Но нашей нынешней Украине не нужны археологи, и не только они… Пришлось переквалифицироваться в торгаши. Купеческое сословие у нас нынче одно из немногих, кто может выжить. Да и то не все. Таких, как я, которые в Альпы ездят – единицы, большинство – прозябает… Извините, я отвлёкся. Так вот, я – археолог. У нас на Херсонщине много скифских курганов, в том числе и самый большой в мире скифский курган Огуз. Он находится в 3 километрах от села Нижние Серогозы. В конце ХIХ века, до начала раскопок Огуз достигал 24 метра в высоту, более 120 метров в диаметре, а по окружности – 380 метров. Окружал его высокий насыпной вал, а между курганом и валом был ров глубиной до 5 метров, – Александр Беляев говорил так, словно находился на научной конференции и слушала его многочисленная аудитория, состоящая из почтенных профессоров и седовласых академиков. На самом деле перед ним сидел один Владимир Бобров, ещё не решивший, нужны ли ему эти сведения. Но Беляеву очень нравилось рассказывать о том, что он знал, вспоминать об оставленной им любимой профессии и, забыв о маленьком альпийском кафе, о том, что он ныне предприниматель, он вдохновенно говорил и говорил, блестя глазами, находясь далеко отсюда, в степном таврийском селении: