Перцов вновь ненадолго задумывается, машинально барабаня пальцами по столешнице, но спустя пару минут решительно хмыкает и неожиданно мне подмигивает. — Ничего Миша, мы этот вопрос решим. Советские музыканты за рубежом должны достойно представлять нашу Советскую Родину! — взглянул на часы и поморщился. — Сегодня уже не успеют, но завтра с утра тебе документы оформят и привезут прямо на пристань к трапу. В крайнем случае получишь их уже в посольстве, только оставь там свой будущий адрес проживания, чтоб тебя не разыскивали по всему Парижу.
Убрав моё заявление о приёме в филармонию в папку, чекист немного помолчал и произнёс: — А в твоём деле будет сделана запись, что беседа с тобой проведена, все формальные разъяснения о том как должен себя вести советский человек за пределами Родины даны. Ты их осознал, проникся и тебе рекомендовано во Франции активно пропагандировать советскую музыку и советский образ жизни, в том числе и в среде эмиграции.
— По тебе и твоему поведению будут судить обо всей нашей Советской Родине, так что не подведи. Миша, только не вздумай там играть в шпионов и заниматься самодеятельностью. Это я тебе категорически запрещаю. Слышишь? Категорически! У тебя нет ни опыта, ни соответствующих навыков. Да и враги там такие, что ты им на один зуб. Проглотят и не заметят. А ты нужен живой и здоровый, и нашей стране, и твоей маме.
Наша беседа подошла к своему логическому завершению и по всему выходило, что нам пора уже раскланиваться и прощаться, но Юрий Моисеевич явно хочет что-то мне сказать ещё, но по какой-то причине пока нерешительно мнётся. Наконец он отваживается:
— Миша. Я хотел бы через тебя передать своё искреннее уважение твоей маме и в свою очередь попросить её, чтоб она навестила одну нашу общую знакомую. У которой сегодня уже была и сообщила ей что я сделал всё что было в моих силах. И теперь между нами нет никаких препятствий.
Ха! Так вот оказывается из-за какого холма «прискакала кавалерия». Знаем мы эту «общую знакомую», Зоеньку Вансович — актрису из Театра Революции, претендующую на роль Элизабет Суонн в моём спектакле. Хм, а у Юрия Моисеевича губа-то не дура. Ну мама! Даже не ожидал от неё, что она нанесёт ГПУ такой подлый и коварный удар по самому сокровенному… по бейцам! Еле удерживая ухмылку, согласно киваю смущённому чекисту.
— Хорошо, Юрий Моисеевич, обязательно передам.
— Вот и прекрасно! — оживляется мой собеседник. — Сейчас тебя отвезут прямо домой. Счастливого тебе пути и успехов в твоих делах.
На прощание мы пожимаем друг другу руки и уже через полчаса весело насвистывая я вхожу во двор дома, где прожил последние шесть лет.