Глухие ножевые стычки...
Когда бессилен люминал,
Рукой нашаривают спички...
— Капитально, правда?
Стихи мне не нравятся, но Алишер получает честно заработанную сигарету.
— «БТ» куришь, — бубнит он после нескольких глубоких затяжек. — Удивляюсь, как твоей стипендии, которую ты уже давно не получаешь, хватает на такие сигареты?
— Зато вся твоя стипендия уходит на машинисток. Я имею в виду — на оплату их труда.
— Кстати, об оплате. Мы завтра идем в кафе: ты, я, Гарик, Мила и Диля.
Я так подпрыгиваю на раскладушке, что звенит посуда в серванте.
— Неужели завтра — День Первого Гонорара?
— Угадал, — равнодушно бросает Алишер. — Он самый.
— В таком случае, на завтрак не рассчитывай, я люблю ходить в кафе на пустой желудок.
— Смотри не заморозь его, мы пойдем в кафе-мороженое.
На следующий день, когда мы в «Снежке» едим мороженое, я произношу спич:
— Дамы и господа! В числе человеческих добродетелей, наряду со своевременным возвращением взятых взаймы денежных знаков, одно из первых мест занимает смелость. Не смейся, Гарик, это тебе недоступно. Виновнику сегодняшнего торжества, которому — вдумайтесь и содрогнитесь! — без посторонней помощи придется платить за этот лукуллов пир, в смелости не откажешь. Ведь он осмелился взяться за перо после Толстого и Чехова, а на такой шаг не каждый может отважиться. Важно, чтобы Алишер не наследил в искусстве, а сумел оставить свой след!
Потом взял слово Гарик и сказал:
— Я всегда был уверен в одном: для приведения в действие своих литературных задатков Алишеру необходимо было получить денежный задаток, а поскольку таковой имеется, он станет плодовит, как Дюма-отец.
В своем ответном слове Алишер выразил благодарность за высказанные в его адрес пожелания, заметив попутно, что наших пожеланий хватит, чтобы задушить ростки таланта у взвода писателей.
Вдруг он помахал рукой проходившему мимо нас мужчине и объявил:
— Сейчас вас познакомлю с интересным экземпляром, сущность которого стараюсь понять, чтобы написать о нем.
— Нашел своего положительного героя? — попыталась отгадать Мила.
— Положительного? — переспросил Алишер. — Да нет, этого о нем не скажешь. Кроме разве ума. Да не спасает ум-то. Пьет мой герой...
Я поежился, почувствовав на спине тяжелый взгляд, и обернулся. Настроение сразу испортилось: к столику подходил бывший муж Ирины.
Алишер представил ему сидящих. Трегубов церемонно поклонился и сел рядом со мной. «Сейчас скажет, что мое лицо ему знакомо», — с тоской подумал я.
— Простите, — повернулся ко мне Виктор, — вы, кажется... ну да, я думаю, почему ваше лицо мне знакомо... — Его рука, которой он облокотился о столик, заметно дрожала. — Я не ведаю причин, — обратился он уже ко всем, — из-за которых вы собрались именно здесь, но уже сам этот факт говорит: вы не ищете забвения в вине, а значит...