Она следила за собой, чтобы в разговоре с мужем не допустить эмоциональных всплесков, однако когда она ругала сына, то становилась все более злой. Прожив вместе десять лет, он никогда еще не видел ее такой.
Да и сам Сота, что, впрочем, было нормальным для взросления ребенка, чем строже приказывала ему мама, тем сильнее противился. Отношения между матерью и сыном, как порочный круг, становились все хуже.
Кидо сказал об этом Каори очень аккуратно, ведь он опасался, что и без того трещащие по швам отношения между ним и женой могут в любой момент рухнуть. Он утешал Соту, пока тот принимал ванну и готовился ко сну, обнимал его и слушал все, что тот хотел рассказать, но при этом раздражался от собственного поведения, ведь он словно продолжал закрывать глаза на проблему. Его поведение было далеко от образа того отца, каким он стремился стать.
Кидо понимал, что причина, почему так подавленно себя чувствует жена, заключается в нем. Однако каждый раз, когда он пытался нащупать основной повод ее раздражения, на поверхности которого были лишь нелепые подозрения в супружеской неверности, что-то останавливало его. И он продолжал заниматься поисками Икса, что стало уже своего рода хобби для него, сбегая от собственных реальных проблем.
Если бы все это касалось лишь отношений между супругами, он бы не тревожился так сильно. Однако разлад между родителями оказывал отрицательное влияние на ребенка, и ему больше всего хотелось избежать этого. Принять такую ситуацию он никак не мог.
У Кидо не было особой теории по воспитанию детей, но он очень надеялся, что Сота никогда не усомнится, что вырос, окруженный любовью родителей. И его жена, вероятно, думала так же.
Сота никогда не перечил отцу. Кидо ненавидел притворную доброту, с которой обращался к сыну, но в результате родилась иллюзия, что между ним и сыном сложились особые доверительные отношения. Однако, как только Каори уехала, Сота мог сорваться лишь на том, кто остался, и выплеснуть все разочарование на него.
Кидо должен был бы это предвидеть, но в ответ на сопротивление Соты вскипел так, что уже не мог себя контролировать, поэтому бросил в него носки, которые тот отказывался надевать, а затем, положив руку на голову сына, громко крикнул: «Хватит уже истерик!»
Хотя он не просто положил руку на голову. Этот жест должен был заставить ребенка слушаться, поэтому он, скорее, грубо схватил его. А в следующее мгновение отдернул руку, словно бессознательно пытаясь скрыть, что только что натворил. Сота испугался и перестал плакать. Кидо посмотрел на свою руку, которой только что в порыве ярости сжимал сына. Сила, которая была в этой руке, содержала все то, что он всегда так настойчиво отвергал в насилии.